Т. 03 Гражданин Галактики
Шрифт:
— Черт побери! Как он устроен?
— На спине, под запасом воздуха, набор батарей. Воздуха хватает на неделю, не надо беспокоиться о шлангах, потому что их нет.
— Хм, а если поле отключится? Надышишься вакуумом.
— Мамми уверяет, что такого быть не может.
Хм-м… Мамми никогда не ошибалась, когда говорила с такой уверенностью.
— И это еще не все, — продолжала Чибис. — Он как вторая кожа, сочленения не мешают, тебе никогда не жарко и не холодно. Просто как верхняя одежда.
— Ну а если обгоришь? Это вредно,
— Ну нет! Поле поляризует. Это такое поле, специальное. Кип, пусть тебе сделают такой же — погуляем!
Я взглянул на Оскара.
«Развлекайся, парень, — сказал он отстраненно. — Я не ревную».
— Понимаешь, Чибис, я придерживаюсь того, в чем разбираюсь. Конечно, интересно было бы опробовать этот твой мартышкин костюмчик…
— Сам ты мартышка!
Однажды утром я проснулся, перевернулся на другой бок и понял, что голоден.
Тогда я рывком сел. Я ведь перевернулся в кровати.
Меня предупреждали, что ждать осталось недолго. «Кровать» превратилась в кровать, а я снова стал хозяином своего тела. Более того, я хотел есть, а ведь я не чувствовал голода ни разу с тех пор, как попал на Вегу Пять. «Кровать» была так устроена, что каким-то хитроумным способом питала меня без еды.
Я не стал долго радоваться этой роскоши — ощущать себя голодным; так чудесно снова ощущать все тело, а не только голову. Я выбрался из кровати, почувствовал головокружение, переждал его и ухмыльнулся. Руки! Ноги!
Я исследовал мои замечательные конечности. Они оказались целыми и невредимыми.
Я присмотрелся повнимательнее. Кое-что все же изменилось.
Раньше на левой ноге у меня был шрам, который я заработал еще в детстве. Шрам исчез. Давным-давно, на карнавале, я сделал татуировку «Мама» на левом предплечье. Мама очень расстроилась, папа скривился от отвращения, но велел сохранить напоминание о моей глупости. Татуировка исчезла.
И с рук и с ног исчезли мозоли.
Я, бывало, обкусывал ногти. Ногти оказались чуть длинноваты, но безукоризненны. Уже давно я потерял ноготь на мизинце правой ноги, когда поскользнулся, опуская топор. Ноготь был на месте.
Я поспешно глянул на шрам от аппендицита — нашел его и вздохнул с облегчением. Если бы и его не оказалось, я бы, наверное, усомнился, что я — это я.
Зеркало над комодом отразило меня с такими патлами, что впору выступать на эстраде. Обычно я стригусь под бокс. Однако меня побрили.
На комоде лежали доллар и 67 центов, механический карандаш, листок бумаги, мои часы и носовой платок. Часы шли. Банкнота, бумажка и носовой платок были выстираны.
Моя одежда, безукоризненно чистая и незаметно заштопанная, лежала на столе. Носки были не мои; ткань на ощупь напоминала войлок, если есть войлок, который не толще салфетки, и не рвется при растягивании. На полу стояли кроссовки, точно такие же, как у Чибис, но моего размера, и тоже из войлока, потолще. Я оделся.
Я оглядывал себя в зеркале, когда
— Кто-нибудь дома? — она вошла, неся поднос. — Хочешь завтракать?
— Чибис! Посмотри на меня!
Она посмотрела.
— Неплохо, — признала она, — за гуманоида сойдешь. Тебе надо постричься.
— Да, но разве это не чудо! Я целехонек!
— Ты никогда и не разваливался, — сказала она, — разве что местами; у меня есть ежедневные отчеты. Куда поставить?
Она поставила поднос на стол.
— Чибис, — сказал я, задетый за живое, — тебя совсем не волнует, что я поправился?
— Конечно, волнует. Стала бы я просить у них разрешения принести тебе завтрак? Да я еще вчера знала, что тебя собираются откупорить. Кто, думаешь, постриг тебе ногти и побрил тебя? С тебя доллар. Бритье дорожает.
Я достал несчастный доллар и протянул ей. Она не взяла:
— Ты что, шуток не понимаешь?
— «Ни кредитором будь, ни должником…» [119]
119
цитата из «Гамлета», знаменитой трагедии Вильяма Шекспира.
— Полоний. Старый тупой зануда. Кип, чтобы я взяла у тебя последний доллар!
— Ну и кто не понимает шуток?
— Давай ешь свой завтрак, — сказала она. — Этот пурпурный сок на вкус, как апельсиновый — очень вкусно. Штука, похожая на яичницу — имитация, я попросила покрасить ее в желтый цвет — яйца здесь ужасные. Это неудивительно, если знать, откуда их берут. Вот эта маслянистая субстанция — растительный жир, тоже подкрашенный. Хлеб — он и есть хлеб, сама поджаривала. Соль тоже настоящая, только они удивились, что мы ее едим — для них она ядовита. Шуруй; все проверяли на мне. Кофе нет.
— Страдать не буду.
— Я его вообще не пью — хочу подрасти. Ешь. Тебе специально понизили уровень сахара в крови, чтобы ты проголодался.
Аромат был замечательный.
— А твой завтрак где, Чибис?
— Я уже поела. Буду смотреть на тебя и глотать слюнки.
На вкус еда казалась странной, но пришлась, как доктор прописал — в данном случае, наверное, буквально. Никогда не получал такого удовольствия от пищи.
Наконец я перевел дыхание:
— Надо же, нож, вилка! Ложки!
— Единственные на всей… — она пропела название планеты. — Мне надоело есть руками, а с их приспособлениями это не еда, а сплошная игра в серсо. Пришлось нарисовать картинки. Это мой набор, но мы еще закажем.
Была даже салфетка, тоже волокнистая. Вода на вкус казалась дистиллированной, но это неважно.
— Чибис, как ты меня побрила? Нигде ни царапинки.
— Маленькой такой штуковиной, дает бритве сто очков вперед. Не знаю, для чего она здесь, но если запатентуешь, станешь миллионером. Будешь доедать этот гренок?