Т. 06 Кот, проходящий сквозь стены
Шрифт:
— Надо поскорее подправить себе возраст. А то скажут, что я тоже слишком старый.
— Брайни! Уж не собираешься ли ты надуть армию? Там на тебя досье столетней давности.
— Я не стану называть в отделе личного состава свой говардовский возраст, хотя, по-моему, выгляжу не старше тех сорока шести, что проставлены в моих водительских правах. Просто сознаюсь в маленькой праведной лжи, которую позволил себе в 1898 году. В самом-то деле мне тогда было четырнадцать, но я присягнул, что двадцать один, чтобы меня взяли в армию.
— Как же, четырнадцать! Ты учился на последнем курсе в Ролле.
— А я был вундеркинд, как все наши дети. Да, милая, в девяносто восьмом я заканчивал колледж. Но в военном ведомстве
Я наговариваю все это на диктофон агента Корпуса Времени — он включается от звука моего голоса и спрятан в моем теле. Нет, нет, не в туннеле любви — ведь агентки Корпуса не монашки, и никто не ждет от них монашеского поведения. Он вживлен на том месте, где был раньше желчный пузырь. Диктофон рассчитан на тысячу часов работы — надеюсь, он пишет как надо: ведь если эти страхидлы вздернут меня — скажем лучше, когда вздернут, — Пиксель, надеюсь, приведет кого-нибудь к моему телу, и Корпус Времени обнаружит запись. Я хочу, чтобы Круг знал о том, что я пыталась сделать. Вероятно, я смогла бы диктовать все это дома, открыто, но Лазарус непременно отнял бы у меня запись. У меня хорошая интуиция — жаль, что она не всегда срабатывает.
Брайан умудрился «подправить» свой возраст, главным образом потому, что был нужен своему генералу, но в боевую часть ему попасть не удалось — война сама его нашла. Он служил при штабе гарнизона, и мы жили в старом доме на Ноб-Хилл, когда японцы предательски напали на Сан-Франциско 7 декабря 1941 года.
Странное это чувство, когда смотришь в небо, видишь над головой самолеты, ощущаешь нутром рокот моторов, видишь, как разверзаются их чрева, порождая бомбы, и знаешь, что поздно бежать, поздно прятаться, и не от твоей воли зависит, куда упадут бомбы — на тебя или на соседний квартал. Это чувство не ужас, скорее оно напоминает deja vu [137] , как будто с тобой такое бывало уже тысячу раз. Мне бы не хотелось вновь испытать подобное, но я понимаю, почему военные (настоящие солдаты, а не хлюпики в мундирах) предпочитают боевые действия тыловой службе. В присутствии смерти живется ярче. Лучше один час полной жизни…
137
deja vu (фр.) —«Дежа вю», уже виденное.
Я читала, что в третьей параллели Япония напала на Гавайи, а не на Сан-Франциско, и калифорнийских японцев выселили с побережья. В таком случае им очень повезло, что они избежали кровавой бани, которую им устроили во второй параллели — более шестидесяти тысяч американских японцев было повешено, расстреляно, а то и сожжено живьем с воскресенья по вторник, с седьмого по девятое декабря сорок первого года. Не повлияло ли это на то, как мы поступили с Токио и Кобе?
Войны, которые начинаются с предательского нападения, всегда беспощадны — так говорит история.
Кровавые бесчинства вынудили президента Баркли [138] ввести в Калифорнии военное положение. В апреле сорок второго его сняли — оно действовало только на полосе в двадцать миль в глубь материка от черты прибоя, зато эту зону продлили до самой Канады. Особых неудобств мы не испытывали — известному своими преступными нравами Сан-Франциско военное положение пошло только на пользу, но на берег с наступлением темноты лучше было не выходить: какой-нибудь шестнадцатилетний мальчишка из Национальной гвардии, вооруженный спрингфилдовской винтовкой времен Первой мировой, мог повести себя нервно и нажать
138
Имеется в виду, что во «второй параллели» президентом после смерти Рузвельта стал сенатор О. Баркли, в действительности бывший вице-президентом при Трумене в 1949–1953 гг.
Так, по крайней мере, я слышала — сама же я туда никогда не совалась. Берег от Канады до Мексики был зоной боевых действий; все, кто оказывались там ночью, рисковали жизнью, и многие погибали.
Со мной находились двое младших — четырехлетний Дональд и двухлетняя Присцилла. Школьники — Элис, Дорис, Патрик и Сьюзен — жили в Канзас-Сити с Бетти Лу. Артур Рой фактически тоже был школьником (он родился в двадцать четвертом году), но кузен Нельсон записал его в морскую пехоту на другой день после бомбежки Сан-Франциско. Туда же вступил и другой мой сын, Ричард, четырнадцатого года рождения, и братья вместе отправились в Пендлтон.
Сам Нельсон был нестроевым — он потерял ступню при Белло в восемнадцатом году. Джастин служил в Комитете военной промышленности в Вашингтоне, но много ездил и часто останавливался у нас на Ноб-Хилл.
Вудро я не видела ни разу, пока не кончилась война. В декабре сорок первого мы получили от него рождественскую открытку со штампом Пенсаколы, штат Флорида: «Дорогие мама и папа я прячусь от япошек и учу бойскаутов летать вверх тормашками. Хизер с ребятишками я поселил в Авалон Бич, п/я 6320, так что большей частью ночую дома. Счастливого Рождества и веселой войны. Вудро».
Следующая открытка пришла с базы в бухте Вайкики: «Служба тут не очень мирная, но лучше чем в Лагайне. Вопреки слухам, акулы там отнюдь не вегетарианцы. Надеюсь, что и вы тоже. В.В.».
Так мы впервые узнали, что Вудро участвовал в Лагайнской битве. Был ли он на «Саратоге», когда она затонула, или его самолет сбили — но в воде он, судя по открытке, побывал. После войны я спросила его, как было дело, но он удивленно сказал: «Мама, откуда ты все это взяла? Я всю войну просидел в Вашингтоне, попивая скотч с моим соседом по столу из Британских воздушных сил. Скотч этому парню нелегально доставляли с Бермуд». Впрочем, Вудро не всегда говорил одну только правду.
Теодор Айра, рожденный в Первую мировую, служил в Сто десятом саперном полку Канзас-Сити и почти всю войну провел в Нумеа, строя аэродромы, причалы и тому подобное. Джонатан, муж Нэнси и сын Элеанор, оставался в резерве, но не служил в местной обороне — ему довелось командовать танковой колонной, когда Паттон вознамерился выбить русских из Чехословакии. Нэнси стала одним из организаторов Женской вспомогательной службы и закончила войну в более высоком звании, чем ее муж, чему мы все очень смеялись, даже и Джонатан.
Джордж начал службу в Тридцать пятой дивизии Главного штаба, но потом перешел в разведку, так что я не знаю, чем он занимался.
Брайан-младший в марте сорок четвертого высадился в Марселе, был ранен осколком шрапнели в бедро и довоевывал в английском городке Солсбери офицером-инструктором.
Письма, которые я писала отцу, вернулись ко мне в сорок втором году вместе с официальным соболезнованием от штаба АПК.
Пока Ричард находился в Пендлтонском лагере, его жена Мэриэн жила поблизости, в Сан Хуан Калистрано. После того как Ричард отплыл, я пригласила ее поселиться у нас вместе с ее четырьмя детьми — пятый родился вскоре после ее переезда. Места у нас хватало, а двоим женщинам легче заботиться о семерых детях, чем каждой поодиночке о своих. Мы устраивались так, чтобы каждый день дежурить по очереди в Леттермановском госпитале — туда мы ездили на автобусе, экономя нормированный бензин, а оттуда возвращались с Брайаном. Я любила Мэриэн не меньше, чем своих родных дочек.