Т. 06 Кот, проходящий сквозь стены
Шрифт:
— А мы с кем-нибудь об этом договаривались? — недоумевала я. Муж редко сообщал мне о соглашениях, которые заключал, считая заранее, что я его поддержу. И я поддерживала. Нельзя быть замужем время от времени — это волынка на всю жизнь, а иначе ты не замужем.
— Нет.
— Ну что же — будешь ты спрашивать мнение соседей?
— Ты хочешь, чтобы я их спросил, Мо? Дом-то твой.
По-моему, я колебалась не более двух секунд — но мысль была все-таки новая, и надо было принять решение.
— Брайни, несколько домов в нашем квартале за те двадцать
— Никто и не интересовался.
— По-моему, не их дело решать, что можно нефам покупать, а что — нет. Не им нам указывать. Они могут сделать все, что угодно, со своей собственностью, а мы — со своей, при условии, что соблюдаем закон и выполняем обязательства, связанные с земельным участком. Например, правило о двадцатипятифутовом пространстве перед домом. Я вижу только один способ помешать нам продать этот дом, кому хотим.
— Какой?
— Предложить нам подороже, чем мистер Проныра. А там пусть делают с домом, что хотят.
— Я рад, что ты так на это смотришь, любимая. Через год во всех домах нашего квартала будут жить негритянские семьи. Я это предвижу, Мо. Рост населения похож на паводок. Как ты ни ставь плотины и дамбы, река все равно прорвется. Черный город Канзас-Сити ужасно перенаселен. Если белые не желают жить по соседству с неграми, придется им потесниться и уступить неграм место. Меня не очень волнуют негритянские проблемы — мне и своих достаточно. Но на рожон я не полезу и головой об стену биться не стану. Мы с тобой еще увидим, как черный город будет двигаться все дальше на юг и займет все пространство до Тридцать девятой улицы. Тут суетиться бесполезно — все равно это будет.
Брайни получил-таки хорошую цену за наш старый дом. Если учесть, как возросли цены с девятьсот седьмого по двадцать девятый год, прибыль была невелика, зато Брайни получил всю сумму наличными — в золотых сертификатах, не в чеках. Брайни тут же снес эти деньги на биржу.
— Милая, если предсказание Теодора оправдается, через год мы сможем выбрать себе особняк в районе Загородного клуба за треть нынешней цены — ведь Черный вторник лишит половину домовладельцев возможности выплачивать по ипотекам. А пока что постарайся устроиться получше на этой старой ферме — нам с Джастином надо ехать в Нью-Йорк.
Мне нетрудно было устроиться на ферме — она напоминала мне детство. Отец со мной согласился.
— Вели только сделать еще одну ванну. Помнишь, у нас было две уборных? Запоры и геморрой тебе ни к чему.
Отец официально уже не жил у нас — почту он получал по другому адресу. Но со времен шестнадцатого года и Праттбурга Брайан распорядился, чтобы для отца всегда была наготове комната. Когда Брайан уехал в Нью-Йорк, чтобы быть поближе к бирже, отец согласился ночевать у нас — как тогда, когда Брайан был во Франции. К тому времени я уже устроила вторую ванную и умывальную внизу, а уборную во дворе обработали известью и засыпали.
Дети легко приспособились
Скандала я ожидала от Вудро — в сентябре он переходил в старший класс Центральной средней школы и был кандидатом в командиры школьного подготовительного батальона — им командовали и Брайан-младший, и Джордж, когда учились в последнем классе.
Но Вудро не настаивал даже на том, чтобы доучиться второй семестр, а перевелся в середине года в Успортскую среднюю, к некоторому моему разочарованию — я рассчитывала, что он будет возить в Центральную Дика и Этель: один только что перешел в десятый, другая училась в восьмом. Пришлось и им менять школу посреди года — мне было некогда их возить, а на трамвае ездить было немыслимо. Тедди и Пегги я устроила в Кантри Дей, превосходную частную школу — Элеанор предположила возить их вместе с тремя своими, которые там учились.
Только через несколько лет я поняла, почему Вудро так охотно сменил школу: причиной тому было бывшее пастбище к югу от нас, над которым висела вывеска: «Летная школа Харди». Летом двадцать восьмого года Вудро откопал где-то — иначе не скажешь — свой жуткий автомобиль, и с тех пор мы его иначе как за едой почти не видели. Но о том, что он научился летать еще в средней школе, я узнала не сразу.
Как всем известно, Черный вторник настал точно по расписанию. Через неделю Брайни позвонил мне по междугородней.
— Фрау докторша Краузмейер?
— Элмар!
— Дети в порядке?
— Все хорошо, только скучают по папе. И я тоже. Приезжай скорей, дорогой, мне не терпится.
— Разве тот парень, которого ты наняла, не справляется?
— Напряжение слабое. Я его рассчитала и решила дождаться тебя.
— Так ведь я не домой еду.
— А-а.
— Хочешь знать, почему?
(Да, Брайни, хочу. И когда-нибудь насыплю тебе едкого порошка в ширинку за такие вопросы.)
— Буффало Билл, ты сам скажешь мне, что захочешь и когда захочешь.
— Ренджи Лил, не хочешь ли проехаться в Париж? И в Швейцарию?
— Может, лучше в Южную Америку? Где нет закона об экстрадиции? (Провались ты, Брайни! Кончишь меня дразнить или нет?)
— Завтра тебе надо выехать. Езжай на Центрально-Американском до Чикаго, оттуда на Пенсильванском до Нью-Йорка. Я тебя встречу и отвезу в отель. В субботу отплывем в Шербур.
— Есть, сэр. (Вот наказание!) Относительно наших деток — их семь, насколько я помню. Имеются какие-нибудь пожелания? Или мне пристроить их по своему разумению? (А как? Договориться с Элеанор?)