т.2. Проза и драматургия
Шрифт:
— Как вас звать? — спросила она.
— Владимир.
— Так вот, Володя: на всей территории строительства есть всего четыре человека, чье слово предназначено к исполнению. Один из них — я.
— Хотелось бы продолжить вашу мысль, — сказал Володя. — Вот на этих скалах есть только один человек, который будет говорить «да» или «нет». Это — я.
— А что, в чем дело? — вызывающе спросила Юнна.
— Мы чистим склон от камней. Видите, ребята идут в ряд? Чистить — опасная работа. Завтра мы навесим лестницы, перила, наладим хорошую страховку и к концу дня сможем с вами прогуляться к месту работ.
—
— Да.
— Я думаю, жена будет довольна.
— Мы не шабашники, — сказал Володя.
— Я не хотела вас обидеть.
— В таком случае, вы хотели узнать, женат ли я? — усмехнулся Володя. — Не женат.
— Для холостой женщины, — засмеялась Юнна, — это очень приятное сообщение.
Она посмотрела на часы.
— Черт возьми! — сказала она. — Что это за жизнь? Даже пококетничать нет времени. И вообще, по моим наблюдениям, любовный треугольник в последнее время видоизменился. Раньше были: он, она и любовник. Теперь — он, она и работа.
Юнна пошла к машине и села за руль.
— Я хотела бы, — сказала она, — чтобы вы прониклись нашим настроением. Камень этот уже один раз, как говорится, висел на волоске. Это было видно просто глазом, без всяких приборов. Некоторые водители отказывались ездить мимо. А другой дороги, как вы видите, у нас нет. Из компрессорной кое-кто сбежал. Ну, не кое-кто, а почти все. Потом эта глыба снова вернулась на место. Почему? Никто не знает.
— А наука? — спросил Володя.
Юнна при этом тяжело вздохнула, будто вопрос был задан о слабоумном мальчике, общем горе.
— Долго говорить, — ответила она. — Приехали, переругались друг с другом и уехали. Двое остались: писать диссертации о камне. Им-то хорошо. Вот нам как быть? Упадет камень — наверняка разрушит компрессорную. Будут жертвы.
— Это очевидно, — сказал Володя. — А кто же так проектировал?
— Проектировщики, — ответила Юнна. — Кроме того, без воздуха встанет вся стройка. Бетонный завод.
— Можно будет натащить передвижных компрессоров.
— Можно, — согласилась Юнна, — но это временное решение проблемы. Потом, как их тащить? Дорога ведь будет перекрыта! А может быть, и разрушена этим камнем.
— Наверняка, — сказал Володя, который, кажется, впервые понял по-настоящему, что может натворить этот проклятый камень.
Глянул наверх: там, зависнув на веревке, размахивал руками Петр Семушин, командовал, крики его слабо долетели вниз. «Никуда ему не деться, — подумал Володя про камень. — Эта компрессорная хрустнет под ним, как яичная скорлупа».
— Вчера звонил наш предсовмина, — сказала Юнна. — Просил докладывать каждый день, как у вас пойдут дела. Так что вся надежда на вас, — и Юнна улыбнулась.
— У нас маловато времени, — сказал Володя, глянул на Юнну, намереваясь втолковать ей про сроки восхождения, да встретился с ней глазами.
Теплая волна пробежала по рукам. Володя уставился на «представителя администрации строительства», будто впервые увидел
— Времени, — туповато сказал Володя, по-солдатски преданно глядя на Юнну, — времени не очень.
— А у нас еще меньше, — сказала Юнна и положила руку на кулису переключения скоростей.
Володя и руку увидел, цвет ее, пушок у запястья. «В волейбол играет», — так подумал Володя, и мысль эта приобрела неизвестно почему какое-то невероятное значение, будто подтвердила что-то очень важное.
— И все время идут плохие сейсмические прогнозы, — добавила Юнна.
— У нас всего-то две недели. Через две недели мы должны быть на горе. Опоздаем — все! Придет фен, теплый ветер с юга, — все! У нас — первенство Союза!
— Это у нас первенство Союза, — печально сказала Юнна.
Она отжала сцепление, и машина тронулась. На секунду оторвала правую руку от управления и подняла ее, будто точно знала, что Володя смотрит ей в затылок, в удаляющуюся спину, стоит — не сводит глаз. Эта рука, слабо поднятая в знак прощания, как приветствие престарелого главнокомандующего, стала удаляться и задержалась в воздухе чуть дольше, чем этого требовало деловое приветствие. Садыков понял это, радостно заколотилось сердце. Машина набирала скорость, из-под колес стали струиться косяки коричневой пыли, потом какой-то железный борт, предостаточно побитый и помятый камнями, заслонил машину заместителя главного инженера строительства…
При выезде из-за поворота, когда открывается вид на всю плотину, на сужение ущелья, где по непонятной мысли проектировщиков была построена компрессорная и откуда прекрасно на фоне ближних лиловых гор просматривался профиль проклятого нависающего камня, иные водители вздрагивали и щурили глаза: прямо в воздухе, в небе висели несколько человек (веревки с такого расстояния не были видны). Мало того — в знойном небе, в струящихся горячих потоках, ломавших прямые лучи, будто парили около камня две металлические площадки, на каждую из которых опирались перфораторы. Наваливаясь на их отполированные металлические рога, работали Спартак и Петр. Все на страховке: сами площадки, перфораторы, каждая отверточка на отдельной веревочке, ну и, конечно, в перевязи страховочных ремней — сами покорители пространства и времени. В те секунды, когда перфораторы умолкали, оба бурильщика калякали на разные темы.
— Ты сколько зарабатываешь? — Это Спартак, у него в будущем году распределение.
— Четыреста и больше.
— А зачем тебе институт?
Петр на заочное поступил, жил-жил, да и поступил.
— За интерес, — ответил Петя.
— Окончишь — будешь получать сто двадцать.
— Я не такой дурак. У меня три пятых разряда. Я, знаешь, какой специалист! На меня очередь стоит. Особенно на сварочные работы.
— Ну, так что же тебе надо? — не отставал Спартак.