Та, что правит балом
Шрифт:
Я бросилась к входной двери, и в самом деле услышала его шаги, а потом увидела, как он поднимается по лестнице. Он шел, насвистывая, и его лицо, его глаза сияли от счастья.
— Привет, — сказал он, входя в квартиру. Бросил спортивную сумку на пол и обнял меня. — Ой, какая ты холодная! — в притворном ужасе воскликнул он. — Чем ты занималась? Принимала холодный душ?
А я вспомнила, что до сих пор хожу в футболке, растрепанная, неумытая.
— Я.., я… Павел! — Я тоже обняла его и всхлипнула, зная, что он терпеть не может слез, но
— Все кончилось, котенок, все кончилось. В самом деле все. Тебе теперь нечего бояться. Завтра или в крайнем случае послезавтра мы уезжаем. Да, вот еще что… — Он выпустил меня из рук, наклонился к сумке, расстегнул «молнию», и я увидела пачки долларов.
— Ты опять играл? — нахмурилась я.
— Ага. Не поверишь, как мне везло. Это потому, что ты рядом. Помнишь, я всегда мечтал стать богатым? Так вот: я им стал. Как тебе это нравится, детка? — Он весело засмеялся и теперь был похож на мальчишку, озорного и счастливого. — Здесь сто тысяч, — сообщил он, взяв из сумки две пачки и похлопав их друг о дружку. — И это не все. Когда мы окажемся вдали отсюда, будут еще. Хочешь, махнем на Таити? Помнишь мультик про кота? Я просто грезил Таити в детстве, кучу книг прочитал. Теперь мы можем все, что угодно. Скажи, ты счастлива? — Он обнял меня.
— Конечно. Ты рядом. Для меня только это имеет значение. Мне не нужны деньги. Я люблю тебя, с деньгами или без денег, какая разница… Я бы все равно любила тебя.
Он покачал головой, вдруг сделавшись серьезным.
— Нет, это не правда. — Он с минуту думал о чем-то, потом пожал плечами. — Да и я не любил бы тебя. — Наверное, он все-таки пожалел о своих словах, обнял меня и шепнул на ухо:
— Ты в самом деле замерзла. Идем, я тебя согрею.
Около семи часов позвонила Машка, голос ее звенел от счастья.
— Юлька, Тони отпустили. Рахманов привез его полчаса назад. Конечно, еще ничего не кончилось, но он сказал, что все уладится, беспокоиться не о чем.
— Отлично. Я была уверена, что это недоразумение, — Да. Я даже не знаю, что сказать… Может, приедешь к нам? Рахманов уже ушел, его вызвал кто-то, какое-то срочное дело.
— Пошли свою подругу подальше, — шепнул мне на ухо Павел. — Раз уж у нее все хорошо, обойдется без тебя.
Он лениво потянулся, отбрасывая одеяло в сторону, поманил меня пальцем, дурашливо ухмыляясь.
— Я не могу сейчас приехать, — сказала я.
— У тебя все в порядке? — в голосе Машки опять зазвенела тревога.
— Конечно. Завтра заеду, Антону привет.
Павел забрал у меня из рук телефон, отбросил его в сторону.
— Антона отпустили? Что я говорил! Надеюсь, ты теперь не будешь хмурить лоб, думая о подруге, а целиком сосредоточишься на мне и положительных эмоциях. Кстати, ты меня любишь?
— Ты знаешь.
— Нет, скажи.
— Я тебя люблю.
Я должна была чувствовать себя счастливой, но беспокойство не отпускало. Я хотела задать Павлу множество вопросов, но молчала, зная, что они ему не
— Телефон трещит, — сказал Павел, появляясь в комнате. — Ответь.
Пришлось взять трубку.
— Салют, — сказала я в нее тихо, косясь на Павла — он оказался рядом и теперь слышал, что говорит Рахманов.
— Не знаю, как тебе это удалось, — рявкнул тот, — но я никогда не соглашусь! Слышишь, сука? Я никогда не отдам тебе ребенка!
— Отдаст, — со злой усмешкой сказал Павел, забрав у меня из рук телефон и захлопнув крышку. — Никуда не денется.
Я испуганно взглянула на него, а он закрыл мне рот ладонью.
— Без вопросов. Я обещал, что мы уедем победителями? И я обещал, что ты вернешь себе ребенка. Осталось выполнить самое главное: сделать тебя счастливой. Ты будешь счастлива. Вот увидишь.
Павел потянулся, закинув руки на голову.
— Все-таки приятно проснуться богатым человеком, — засмеялся он и привлек меня к себе. — Который час?
— Половина одиннадцатого.
— Ух ты, а солнце-то как жарит, хороший день.
— Что будем делать? — спросила я.
— Ничего. Бездельничать.
— Поедем ко мне?
— Лучше остаться здесь, — пожал он плечами и, заметив мое беспокойство, улыбнулся. — Мы не прячемся, нам это больше ни к чему. Просто здесь мне нравится больше. Вечером закатимся в ресторан, а завтра… — Он опять засмеялся и тут же сказал неожиданно серьезно:
— Ты очень красивая.
— Спасибо. — Я поцеловала его, осторожно погладила волосы, густые, темные, чуть вьющиеся на концах. — Можно я спрошу?
— Какую-нибудь глупость?
— Конечно. У тебя было много женщин?
— Никого.
— Они были красивые?
— Понятия не имею.
— Ты прелесть, — засмеялась я. — Они говорили тебе о любви? А ты им?
— Я говорю тебе.
— Мне почему-то кажется, что это правда, что ты в самом деле никому никогда не говорил о любви, только мне. Да?
— Конечно.
— Как думаешь, мы будем счастливы? — спросила я серьезно.
Он пожал плечами.
— Почему бы и нет? Ты — потрясающая девчонка, я — парень что надо. У нас куча «бабок»… Думаю, все получится.
— Когда ты так говоришь, очень хочется щелкнуть тебя по носу.
— Я знаю, что у меня дрянной характер. Иногда удивляюсь, как ты меня терпишь.
— Не кокетничай, — улыбнулась я. — Ты просто хочешь, чтобы тебя похвалили.
— Конечно, хочу. Разве я не заслужил похвалы?
— Заслужил.
— Вот видишь. Я замечательный.
А мне опять очень хотелось задать ему вопрос, и вновь я не решилась, потому что чувствовала: стоит задать этот вопрос — и все разлетится вдребезги. Разбить всегда просто. А что дальше? Что для меня жизнь без Павла и его любви? К черту! Я ничего не желаю знать! Мы любим друг друга, и мы счастливы. В конце концов, счастье стоит молчания.