Та, которой не было
Шрифт:
– А что вы чувствуете, когда смотрите на стол с чертежами?
– Потерянность. Они все наслоены друг на друга, их много, и я не знаю, с чего начать. Это вызывает у меня чувства паники и страха, что не справлюсь со всем сама, что времени слишком мало, и я не успею разобрать этот завал за всю свою жизнь.
– Хорошо, но теперь-то вы не сами, Кэрри. Мы здесь в этом кабинете вдвоем. Что помогло бы Вам начать разбирать этот завал?
– Взять первый чертеж, повесить его на чертежную доску, выбрать на нем только то, что функционально и отзывается в сердце, вырезать или скопировать, а остальное выбросить.
– Как вы себе это представляете, Кэрри? Что мы могли бы сейчас сделать, чтобы разобрать
– Разобраться с первой значимой датой моей жизни, доктор, со днем моего рождения.
– Хорошо, понимаю. Кроме того, что вы мне уже рассказали об обстоятельствах вашего рождения, что бы вы еще хотели добавить к этой истории?
– Рассказать о том, что было после.
– Хорошо, продолжайте.
– Я родилась в самом конце осени, можно сказать, начале зимы. Снег уже выпал. И для моей матери это было чем-то новым и непривычным, ведь до этого она жила в климате, в котором со снегом практически не была знакома. Более того из столицы переехала в совсем маленький провинциальный городок, захолустье, которые во время советской власти росли как на дрожжах по всей стране и как близнецы были похожи друг на друга, не имея ни истории, ни характера.
Родилась я с несколькими гемаглиомами на теле: на лице, в области локтя на левой руке и под левой грудью. В то время их лечили, прижигая жидким азотом. Но подобные операции в местной поликлинике, конечно же, не проводились, а поэтому везти меня нужно было в областной центр. Мне часто доводилось слышать от матери истории, как она со своим отцом, моим дедом, ездила туда на электричке. Так и представляется в голове картина деда с пакетом из меня, плотно укутанной в одеяло, и подле него мама, худенькая, замерзшая, тревожащаяся, и все это особенно снежной зимой в суровый холод. К счастью, на лице шрам не сохранился, но вот на локте и под грудью они до сих пор есть, жирные ломаные линии с кляксами по бокам. Я не знаю и не могу представить своего тела без них. Из-за одного из этих шрамов с левой стороны грудь заметно меньше, чем с правой, что всегда заставляло меня стесняться этой диспропорции. И только сейчас, когда я куда меньше вешу, чем за всю мою жизнь до этого, эта разница почти не видна и больше не имеет значения.
Помимо этого, сразу же после моего рождения мать потеряла молоко из-за простуды и потому кормить меня не могла. Вместо нее стала кормить меня другая женщина из той же палаты в родильном отделении. Ее сын родился в один день со мной. Так у меня появилась молочная мама и молочный брат. Так и началась моя история приобретения родных людей, не связанных со мной кровным родством. Удивительно, но оглядываясь на это сейчас, оказывается, все это началось задолго до того, как я осознанно стала причислять людей из моего окружения к кругу родных. Но обо всем по порядку, так что об остальных расскажу, когда до них дойдет очередь.
– Интересно. Расскажите о своем молочной маме. Насколько они похожи с вашей родной?
– Совершенно не похожи, – Кэрри отвечает с улыбкой на мой вопрос и, устраиваясь поудобнее в кресле, продолжает, – Моя родная мать похожа на прохладное горное озеро, тихое и спокойное, по крайней мере сейчас, задумчивое, почти летаргичное, как осенняя погода. Молочная мать, напротив, напоминает горячий источник, как в Японии, шумная и непоседливая, заваливающая вопросами, вечно в движении. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что она достаточно амбициозна и уверена в себе, знает, чего хочет, и знает, как этого можно добиться. Она была отличницей в школе, как результат, закончила ее с золотой медалью, а теперь занимает должность директора в местном банке. Последние годы в школе нам часто удавалось встречаться и общаться с ней и с ее сыном, но после поступления в университет, я видела ее не больше пары раз. С нею
Теперь, когда я так много знаю о том, как молоко матери влияет на формирование иммунной системы ребенка, микрофлоры его кишечника, а та в свою очередь на развитие химического состава крови и «погодные условия» в голове, мне совсем не кажется удивительным то, что во многом я точная копия ее, моей молочной мамы.
– В чем же это?
– Я тоже была отличницей в школе, я тоже очень непоседливая, и в моей голове очень много вопросов. Я генерирую их столько, что жизнь не успевает отвечать. Я тоже амбициозна и многого хочу добиться в жизни, не боюсь пачкать руки работой, стремлюсь к карьерному росту. Только я пошла не в бухгалтерию, а в науку, но в принципе наши подходы с моей молочной мамой мне кажутся достаточно похожими. Нужно обладать некоторой долей упрямства, настойчивости и уверенности в себе, чтобы добиваться своего и следовать своим путем.
– Не могу не отметить, Кэрри, что тот тревожный океан, в который, как вы описывали в самом начале, вы были погружены до рождения, в некоторой степени получается, что был скомпенсирован ситуацией с вашей молочной мамой. Как вы считаете? Кроме того, по вашим словам, выходит, молоко матери существенно влияет на дальнейшее развитие ребенка с точки зрения физиологии. Значит ли это, что раз вас кормила не ваша родная тревожная мать, а женщина с более стабильным сильным характером, то именно это и передалось вам с ее молоком и сказалось на формировании мозга и характера?
– Думаю, да, доктор Роуз.
– Но в вас как будто чувствуется обида, что не ваша молочная мама для вас родная? Есть какая-то несправедливость в том, что эта стабильность давалась вам эпизодически, а не на постоянной основе, это так?
– Думаю, что вы правильно уловили. Я не уверена, что хотела бы поменять их местами, или чтобы моя молочная мать была бы мне родной. Никогда не думала об этом, и сейчас не могу представить, чтобы такое произошло в реальности. Но чувство несправедливости действительно есть. Как будто кто-то дает тебе красивую игрушку, которая очень выгодно отличается от всех тех, что у тебя уже есть, например, привезенную из-за границы, но потом забирает. И после этого все привычные игрушки, с которыми раньше очень даже интересно было играть, перестают быть такими привлекательными. Ведь теперь есть знания и опыт о том, что все может быть иначе, гораздо лучше. Если так поразмыслить, думаю, мне хотелось бы, чтобы моя родная мать была бы такой же живой и энергичной, не чужая женщина, а своя родная.
– Да, понимаю, – киваю головой. – И как вам кажется, с какой целью подобный опыт может приходить к нам в жизнь?
– Тяжело представить себе какую-нибудь другую причину, кроме той, что чтобы ценить такие моменты и создавать их намеренно по мере возможностей.
– Вы так интересно сформулировали свою мысль, Кэрри, «тяжело представить себе какую-нибудь другую причину». А что, если мы попытаемся представить, что такая причина все же существует? Если это так, то что это могло бы быть?
– Похоже на то, что жизнь ставит перед фактом, что идеальных людей не существует, что нет кого-то одного, кто полностью мог бы удовлетворить все потребности именно так, как нам хочется. Как будто жизнь заставляет расширять круг общения, чтобы можно было встречаться с самыми разными сторонами людей. Но легко так смотреть на мир взрослому человеку, когда есть выбор, с кем общаться, а с кем – нет, а вот как быть с совсем маленьким ребенком, чье существование порой может полностью зависеть от одного родителя?