Та сторона времени
Шрифт:
— Очередная кошечка, — утвердительно произнес я.
Он присел на угол стола — кажется, единственного твердого предмета в комнате.
— Послушай, — он вытянул в мою сторону палец, — я знал одного парня, который панически боялся случайной смерти. Он все время оглядывался по сторонам, вглядывался в небо, опасаясь падающих сверху предметов, ездил очень осторожно, избегал самолетов, и так далее, и так далее. И знаешь, как он умер?
— Наступил босой ногой на тарантула, — сказал я.
— Он дожил до восьмидесяти шести лет в полном здравии. Умер от старости.
— Оригинально. —
— Ты мыслишь схематически: раз некто боится несчастного случая, значит, он и должен погибнуть случайно. То же самое и тут. — Он описал большим пальцем круг в воздухе. — Раз вокруг все мягкое, значит, его создатель должен быть педиком или сладкой кошечкой. А вот и нет! Мы просто занимаемся любовью повсюду — и здесь тоже — и, чтобы не мучиться в поисках местечка поудобнее, сделали так, чтобы удобно было везде.
— Все, убил, — сдался я. — У меня к тебе просьба, — начал я во второй раз. — Я хочу, чтобы ты просмотрел ваши архивы и нашел дело, касающееся тройняшек. — И, понимая, что сказал не слишком много, я добавил: — Мне нужно найти тройняшек мужского пола, около тридцати лет, ростом с сапоги для верховой езды. Не может быть, чтобы раньше за ними ничего не числилось.
— Если они такие специалисты, то как тебе удалось… Им тебя заказали? — Он достал откуда-то из-под слоя меха сигареты и протянул мне.
Я поблагодарил брезгливой гримасой и закурил свои, после чего кивнул:
— Да. Мне удалось спастись, собственно, я был к этому готов. Подсунул им незаряженный игломет, погасил свет и так далее. А! И еще собака мне помогла.
Он пошевелил губами, словно рыба, и, словно рыба, не издал ни звука. Потом окинул взглядом комнату, выскочил на кухню и принес две пепельницы.
— Тройняшки… — пробормотал он. — Не помню. — Он поскреб подбородок. — Нужно будет поработать, — закончил он. — Сочувствую. Завари кофе, — махнул он рукой в сторону кухни, — и принеси чашки.
Я слышал, как он откидывает груды шкур, освобождая комп, и соединяется со своей фирменной сетью.
Бульканье внутри кофеварки заглушило звуки из комнаты. Кухня, к счастью, сохранила свой прежний облик, так что я без труда нашел чашки и подогреватель для них. Когда я вернулся в комнату, Дуг оторвал взгляд от экрана и выпятил нижнюю губу.
— Ничего такого нет. У нас всего было две пары близнецов, но одни сидят, а от вторых осталась половина. Впрочем, возраст не сходится.
Я почти швырнул поднос на стол. Неудача на самом старте основательно выбила меня из колеи. Саркисян кашлянул. Стиснув зубы, я разлил кофе по чашкам. В сурдокамере, в которую превратилась гостиная Дугласа, слышалось лишь мое сердитое сопение и шум воздуха, вырывавшегося вместе с дымом из легких Саркисяна. Он щелкнул пальцами:
— Есть! Надо по-другому. — Он подскочил к компу, клавиши отозвались мелодичным звуком. — Поищу кое-какие дела, насчет близнецов… — Он не договорил и наклонился к монитору, затем повернулся ко мне: — Подождем.
— Что ты придумал? —
— Могло быть дело, где кого-то освободили из-за алиби. Например, в это время он был у парикмахера или на борту самолета. Понимаешь?
— Ну. — Я улыбнулся. — Наконец-то я заставил думать тебя и этот твой компьютер. Придется ему потрудиться.
— А мы тем временем… — Саркисян заговорщически подмигнул, потирая руки.
— Договоримся, что сегодня у меня нет желания. Это звучит приличнее, чем просто «не могу».
Я глотнул кофе. Только что он казался мне невкусным, но теперь вдруг обрел вкус и аромат. Комп тихонько попискивал. Допив кофе в два глотка, я попытался поудобнее устроиться на подушках. Едва я нашел более-менее подходящую позицию для своего седалища, как заверещал комп, и мы оба бросились к нему. Дуг неожиданно остановил меня движением руки:
— Извини. — Он пожал плечами.
Я послушно вернулся в кресло и провалился по шею в меха.
— Кажется, есть! — бросил через плечо Дуг.
Я закурил, и это было единственное движение, которое я совершил за почти двадцать минут, в течение которых Саркисян поглощал информацию с экрана.
Я вперил взгляд в висевшую на стене огромную трехмерную фотографию рта. В таком увеличении губы казались вырезанными из двух полос коры старого дуба. Даже пурпур губной помады размылся в какой-то серо-коричневый оттенок.
— Я не могу тебе этого показать, — сказал он, очищая экран, и повернулся ко мне: — Там имена информаторов, коды…
— К делу! — рявкнул я.
— Примерно так: три года назад некий Феликс Кельш застрелил на улице в Нью-Каире мужчину. Жена убитого очень хорошо его запомнила, и благодаря этому восемь месяцев спустя его поймали и отдали под суд. Тогда он представил несокрушимое алиби, а именно: он провел неделю на охоте в Канаде в компании четырех друзей. Все были уважаемыми гражданами среднего достатка, наснимали целые километры пленки. Всего его алиби подтвердили четырнадцать человек. Суд вынужден был признать, что жена потерпевшего ошиблась или, что еще хуже, руководствуется какими-то никому, кроме нее, не известными мотивами, обвиняя Кельша. Его освободили, хотя та женщина не переставала настаивать на своих показаниях, остальные же свидетели от своих показаний отказались. Якобы они стояли чуть дальше и не были столь уверены во внешности убийцы. Вот так. — Он поднял брови и посмотрел на меня: — Доволен?
— Фотографию! Чего издеваешься?
Он хлопнул рукой по лбу и побежал к компу. Несколько секунд спустя на экране появилось лицо Феликса, или Морта, или Сальво. Я глубоко вздохнул и вопреки собственному желанию захихикал.
— Хорошо иметь такую семейку, — сказал я. — Особенно если все за одного, а один за всех. Давай теперь все, что у вас о нем есть.
— Феликс Кельш. Родился в 2014 году в Викбурге. Родных нет. Образования нет. Официант, продавец с годичным стажем. Не судим, ни в чем предосудительном замечен ранее не был. Общее мнение — в среднем положительное.