Таблетки Сансары. Том I
Шрифт:
Шок осознания элементарных вещей слегка прошиб: он мог догадаться и раньше. Сколько времени упущено, он ответить не был в состоянии Знания о мире роем клубились будто вокруг и внутри. Математика, физика, химия, общие свойства бытия и основы философии, инженерия… при движении рукой перед изредка закрывающимися во время моргания глазами представали формулы и расчёты, модель натягивающихся сухожилий и трущихся друг о друга молекул, постоянно дрожащих, как он сам во время декабрьских морозов, когда они с родителями застряли в детстве на трассе по дороге в Ижевск, и долго-долго мёрзли…
Бежать, бежать. Точно так, как и в тот день, когда Артём впервые разуверился в жизни и людях. Почему вспомнился именно этот отвратительный день, переломивший его судьбу, он не знал. Наверное потому, что чувства были те же. И принцип решения такой же – детский и трусливый. Голые пятки липко и звонко шлёпали о полимерный
Глава 11
Автомобиль катился по ухабинам неасфальтированной дороги, словно кривая бочка с огурцами по склонам скорченного холма. Из-под земли по обочине вырастали редкие прохожие, сгорбленные тяжестью округлых целофановых пакетов из местного ларька. Глухой гул машины мерно вливался в уши множеством движений шестерёнок, клапанов, поршеней и вращением чуть заезженных колёс, создавая ощущение, будто находишься в пропахшей бензином консервной банке. За окнами кинолентой сменяли друг друга однообразные пейзажи сеновалов и полей, на которых едва ли накануне выкапывали картошку местные. Вывороченная наизнанку земля теперь скорее походила на кожу ботоксной красавицы после тщательного пиллинга, была такой же пустой и неестественной. Софья Алексеевна тихонько всхлипывала, вздрагивая немного худощавым телом. Её сын и вдруг сумасшедший? А если он наркоман?! Всё это она сама виновата, это она, как мать упустила ребёнка, но куда важнее, что же делать теперь? Она пойдёт в храм, она поставит свечку, помолится о его здоровье, должно получиться, обязательно получится, наверное. Наверное…
Олег Николаевич степенно и спокойно смотрел на дорогу, не поворачивая головы в сторону жены. Как точна и изобретательна бывает смерть – она способна убить не только тело, но и душу человека, заставив его медленно поедать самого себя. Обычно такое состояние называют депрессией, психической болячкой, коих множество открывают перед взглядом обывателя медицинские энциклопедии. Их холодные странички пахнут типографской краской, равнодушно повествуя о причинах тысяч мучений, переполненные их описанием, под конец давая или не давая план излечения. Особенным становится то, что надежда на избавление страданий одних основана на страданиях других, ушедших в глубину эпох, проложивших эту тропинку, по которой заболевшие могут найти здоровую жизнь. Точно так, как и больные неизлечимыми заболеваниями прокладывают дорожку выздоровления больным будущего. Олег Николаевич ничем не болел. Он строил предположения и плел логические цепи причинно-следственных связей, приведших к такому исходу событий. Более того, мужчина даже знал истинную причину, и был бы совершенно прав, если бы только на месте Атэ действительно был его сын. И всё же, если существует такая болезнь, при которой больной сам себя убивает унынием, то Олега Николаевича можно вполне назвать мёртвым. Его личность – это смесь чувств, давно отцветших и превратившихся в гнилой гербарий, который он глубоко прятал от чужих глаз, в том числе и от семьи, и привык так жить. Артёму однажды не посчастливилось увидеть истину, но Олег Николаевич тщательно позаботился о сохранении тайны, в том числе и от самого Артёма. С тех пор прошло несколько лет спокойной жизни, так с чего вдруг всё случилось именно сейчас? Непонятно. Гербарий внутри нашёптывал: всё уляжется. Ложилось раньше, ляжет и сейчас. Просто нужно чуточку подождать. Он устало выдохнул и наконец обратился к жене:
– Соня, успокойся. Я позабочусь о том, чтобы всё было хорошо. Клиникой заведует мой знакомый, Артём ни в чём не будет нуждаться и получит достойное лечение. Просто сказывается переезд и его компания. Такое случается среди подростков. Ему придётся некоторое время провести в больнице, но об этом никто не узнает, я обещаю.
Софья Алексеевна только кротко кивнула и через несколько минут задремала, свернувшись в старый плед на заднем сиденье. Убеждения человека порой играют с ним злую шутку, поэтому люди склонны обращаться к религии, ведь ей под силу дать смысл, отсутствие которого побуждает их к сумасшествию и к извращённым домыслам. Навязчивые идеи, вышедшие из этих самых домыслов могут превращаться в стены, ограждающие сознание от истины, заключающие в тюрьму привычек. Так и Софья Алексеевна была твёрдо убеждена во многих вещах и принципах, не допуская себе возможности мыслить в ином ключе, потому сейчас уповала
Большая часть страданий, что выносит человек в течение своей жизни объясняется неосознанностью этих страданий или принятием их за неимением возможности жить по-другому. Женщина не осознавала, что страдает. Бывает, человеку кажется, будто всё идёт неправильно, и проблемы тяжёлым камнем давят к земле, тогда зачастую он обращается к любви. Любовь представляется ему источником, из которого возможно черпать силы в трудные моменты. Но подчас любимый человек не может дать эту силу, от того, что и не любил никогда в ответ. В природе существуют разные виды взаимоотношений, в том числе паразитические. Отдавая всего себя кому-либо, механически хозяин начинает ожидать моральной поддержки, когда плохо. Но любимый вдруг оказывается паразитом, и, не получая опоры, несчастный падает в осознание, того, что никому не нужен, словно в бездну, наполненную кипучим отчаянием. Пресловутое желание быть необходимым, жить ради кого-либо не даёт покоя. Старый мир рушится, крепкая доселе семья становится дешёвой и бессмысленной цепочкой различных обстоятельств, возникает понимание: прошлое – это следствие чужих стереотипов, додуманных мечтами юности. Перед глазами розовые пони тают в воздухе, уютное гнездо превращается в холодную квартиру, где удаётся только спать и изредка разговаривать с родными.
Возможен и симбиоз – взаимовыгодное существование – люди любят друг друга и оказывают поддержку, которая порой бывает жизненно необходима, хотя лишь стоит промахнуться в выборе – и появляется риск быть застреленным собственной ошибкой прошлого. Настоящая любовь не менее опасна. Если она действительно настоящая, то является обоюдоострой, в полной мере способной как душевно воскресить, так и нанести непоправимую рану. Оберегая от безумия, любовь и сама сводит с ума. Софья Алексеевна ждала поддержки, нуждалась в ней, будто в глотке свежей воды, ведь сердце давно подсказывало, что муж её не любит.
Глава 12
Время – это разумная стихия. Уникальная стихия – её способностью является уничтожение прошедшей реальности. Будто жизнь человека – это ступеньки, которые появляются ровно там и когда нога его наступает на ход мгновений и исчезающая ровно там и когда стоящая нога позади поднимается, чтобы наступить вперёд. Множеству людей свойственно повторять за будничными разговорами и расхожую фразу о том, что прошлого не изменить. Но важно помнить, что время – это разумная стихия, а с разумом возможны переговоры.
Атэ, едва придя в себя, сразу пожалел об этом. Ещё вчера у него было огромное поместье, еда по расписанию и множество интересной информации в открытом доступе, занимавшей весь его досуг. Занятия по медитации и когнитивному сосредоточению, противные пробирочники слонялись туда-сюда без дела, раздражая своим присутствием. Надоедливая Лана вертелась вечером по замку, напоминая о долге перед родителями и государством, который должен отдавать каждый аристократ по указу Анго. И нет здесь скучного идеального города, каждый переулок которого симметричен относительно центра. Здесь нет мягких спальных капсул, здесь нет ничего. Всё казалось осточертелым, Атэ хотел уснуть снова и не просыпаться больше. Тело млело с каждым днём, не желая шевелиться. Парень впал в немое безразличие. Он часами смотрел в одну точку, не понимая, что происходит вокруг, отказываясь воспринимать весь этот абсурд. Где-то рядом щёлкнуло, послышались глухие шаги. Такой же, как и накануне, только ещё более сморщенный человек в белой грубой ткани похлопал его по щекам, затем посветил странной палочкой в глаза. А потом приходили много людей. Часто. Сидели, говорили на непонятном языке, уходили и приходили снова. Много дней. Атэ регулярно приносили, как он понимал, местную еду. Но она не вызывала ничего, кроме отвращения и чувства тошноты. Ещё была боль, эти люди кололи металлические иглы в руки, и делали это постоянно.
Тело привыкало к боли, ощущения которой с течением времени перестало заботить, скорее, воспринималось, как должное. Разум Атэ, замкнутый в чужой среде, без возможности делиться мыслями, парил далеко за пределами не только маленькой серой палаты психбольницы, но и времени. Он летел в прошлое, в воспоминания о детстве, проведённом в учении и упражнениях, о родном доме, о прошлом, которое на самом деле находилось далеко в будущем. Организм истощался вместе с жизненным огнём в глазах, недели теряли счёт. Иногда взгляд, скользящий, по поднятой исхудавшей руке, затем цеплявшийся за некрасивую люстру посреди белого потолка, силился увидеть сквозь стены, небо и пространство того, кто всё это придумал и воплотил в жизнь. И мимолётные мысли превращались в немой отчаянный вопль: «Зачем?!»