Табу и невинность

Смоляр Александр

До чего же это разные люди! Эдвард Липиньский, социалист с 1905 года, по-прежнему считает себя марксистом. Его только что как раз вышвырнули из партии. Антони Пайдак, старый лидер социалистов, во время войны – представитель [эмигрантского] Лондонского правительства, похищенный затем КГБ и приговоренный на московском процессе к долгим годам тюрьмы [21] . Другому старому социалу, Людвику Кохну, приговор вынесли в Польше, когда все попытки новой власти привлечь его на свою сторону провалились. Ксендз Зея, в свою очередь, получил срок после протестов против ареста примаса [Польши, кардинала] Вышиньского в 1953 году. Большинство епископата тогда молчало. Но не он. Ежи Анджеевский, довоенный католический писатель, в молодости ненадолго связался с одним из крайне правых журналов, а после войны вступил в партию. Его книга «Пепел и алмаз», как и фильм, который на ее основе снял Анджей Вайда, еще не подрывали легитимности новой власти. После событий 1956 года [22]

Анджеевский вышел из партии и бесстрашно присоединился к независимой оппозиции. Он был одним из немногих поляков, кто протестовал против вторжения в Чехословакию в 1968 году. Анка Ковальская, поэтесса, работала вначале в [общественно-политическом] католическом [объединении] PAX («Мир») – организации, руководимой предвоенными фашистами. Она вышла из нее после 1968 года, возмущенная тогдашней антисемитской и антиинтеллигентской кампанией, к которой PAX присоединился с восторженным энтузиазмом.

21

Речь идет о «процессе шестнадцати» – показательном политическом процессе руководителей Польского Подпольного государства, проведенном 18–21 июня 1945 г. в Москве. В феврале 1945 г. польские политики получили от представителя НКВД генерала И.А. Серова (доверенного лица Сталина) приглашение на политические переговоры (с гарантией безопасности); 27–28 марта после прибытия на встречу их арестовали, перевезли из Варшавы в Москву и подвергли следствию, причем до начала мая власти СССР не информировали западных союзников об этом аресте. Во время процесса обвиняемым предъявили фальшивые обвинения, в частности о сотрудничестве Армии Крайовой (АК) с Германией и о диверсиях в тылу Красной Армии. Процесс должен был дискредитировать легальные лондонские власти РП в глазах польского общества и мирового общественного мнения. Одновременно с этим процессом в Польше создавалось Временное правительство национального единства. Последний командующий АК генерал Л. Окулицкий получил 10 лет тюрьмы, вице-премьер Правительства РП и его представитель в стране С. Янковский – 8 лет, министры Правительства РП по делам страны и одновременно заместители его представителя в стране А. Бень и С. Ясюкович – по 5 лет (такой же пост занимал и А. Пайдак), остальные – от полутора лет до четырех месяцев, трое были даже оправданы. Большинство участников процесса в конечном итоге вернулись в Польшу, за исключением Окулицкого, Янковского и Ясюковича, которые погибли в тюрьме. Пайдака (1894–1988), отказавшегося давать показания, судили не в этом процессе, а отдельно, и в ноябре 1945 г. он получил те же 5 лет тюрьмы. После отбытия срока его сослали в Сибирь; в 1955 г. он вернулся на родину, работал юрисконсультом; был соучредителем КОР (1976) и ROPCiO (ДЗПЧиГ, 1977), речь о котором пойдет ниже.

22

Об этих событиях (получивших название «польский Октябрь», или «Октябрь’56») далее будет не раз идти речь в разных текстах этого тома.

Мы, однако, находим среди КОРовцев и другие жизненные пути: поэт Станислав Бараньчак вступил в партию как раз в 1968 году, чтобы немедленно из нее выйти. Он является одной из крупных фигур своего поколения, перед ним открыта большая карьера. Но он выбирает небытие, КОР и подпольные журнальчики. Юзеф Рыбицкий никогда не запятнал себя сотрудничеством с режимом. Когда в 1968 году представители властей в поисках алиби для уравновешивания тогдашней антисемитской кампании обратились к нему с просьбой дать свидетельство о спасении евреев во время войны (в котором он сам принимал участие), Рыбицкий ответил с презрением: «Не думаю, чтобы мое свидетельство могло вам послужить, господа, – ведь я же сам еврей» (каковым он на самом деле не был). Яцек Куронь, некогда молодой страстный коммунист, а потом страстный ревизионист, провозвестник и глашатай антибюрократической рабочей революции, стал в 1970-е годы идеологом и главным практиком самоорганизации общества.

Присутствуют здесь также представители Клуба католической интеллигенции Хенрик Вуец и Мария Восек; бывший харцер Антони Мацеревич – сильная личность, человек, активно вовлеченный в студенческое движение 1968 года; он только что вырос из классической юношеской стадии левизны и увлеченности Че Геварой. Еще в 1972 году, когда продолжалась война во Вьетнаме, этот молодой человек пробовал организовать протест против визита Никсона в Варшаву. Теперь его политическая мысль концентрируется на независимости Польши.

История вкратце

Ходовая картина истории КОРа и предыстории «Солидарности», растиражированная тысячами газетных статей и экранизацией Вайды в фильме «Человек из железа», вкратце выглядит следующим образом: в марте 1968 года Польшу потряс бунт студентов, которые восстали против цензуры, беззакония и порабощения культуры. Это движение было подавлено волной арестов, массовыми изгнаниями из университетов и с работы, а также антисемитской и антиинтеллигентской кампанией. Остальная часть общества, с рабочим классом включительно, пассивно и с полной безучастностью присматривалась к демонстрациям и репрессиям.

В декабре 1970-го подошла очередь рабочих. После резкого повышения цен все Побережье поднялось на борьбу. Гданьские, щецинские и гдыньские судостроители объявили забастовку и вышли на улицы. Партийные комитеты были [в результате поджогов] охвачены огнем, имелись жертвы. Остальная часть общества, с интеллигенцией включительно,

пассивно и с полной безучастностью присматривалась к трагедии.

Июнь 1976-го – очередное повышение цен, очередной рабочий мятеж. Забастовки охватывают всю Польшу. Радомский партийный комитет пылает. Чуть позже заполыхали парткомы на [варшавском тракторном заводе] «Урсус» и [на нефтеперерабатывающем заводе] в Плоцке. Власть уступает, но мстит. Тысячи рабочих выброшены за ворота, сотни попадают в тюрьмы, где их ждут избиения, пытки и истязания. Приговоры достигают десяти лет заключения. Однако на сей раз борющиеся рабочие не предоставлены самим себе. Интеллигенты с первой же минуты поднимают голос в их защиту. Протестуют, взывают к международной общественности. Молодежь спонтанно, без всякой предварительной работы, организационной подготовки или подзадоривания выступает на помощь тем, кого преследуют. В сентябре 1976-го возникает Комитет защиты рабочих [(польская аббревиатура – KOR, или КОР)]. Рождается движение солидарности, которое молниеносно добивается огромного успеха: в 1977-м все приговоренные [за участие в беспорядках] уже на свободе. КОР преобразуется в Комитет общественной самозащиты КОР – KSS KOR, или КОС КОР, – и ставит перед собой более широкие задачи. Он уже не ограничивается помощью преследуемым – хочет сотрудничать в действиях по самоорганизации общества. С этой целью ему необходимо укрепить связи с рабочими кругами. Требования по восстановлению прав всех трудящихся и соответствующие формы деятельности будут разрабатываться совместно. Здесь, в частности, мы находим зародыши «Солидарности».

В этой сокращенной лекции по истории нет фальши, однако она ставит больше вопросов, чем дает ответов. Теоретически интеллектуалы могли решиться на жест солидарности и в другие моменты польской истории. Да и состав группы, приступившей к реальным действиям, равно как и обстоятельства, которые позволили собрать под одним знаменем столь разношерстную компанию, требуют обдумывания. Однако в первую очередь нужно задаться следующим вопросом: каким образом их акция смогла принести плоды, на которые никто не рассчитывал?

Нелегко выделить, отфильтровать из послевоенной истории Польши те факторы и обстоятельства, которые важнее всего для понимания лет, предшествовавших «Солидарности». Ведь столько всяких вещей кажутся важными!

Вот самые первые послевоенные годы. Миллионы жертв – поляков и евреев. Миллионы вынужденных репатриантов – тех, кого в принудительном порядке изгнали с территорий, занятых Советским Союзом, и поселили на бывших немецких землях, которые союзники предоставили Польше.

Затем – длительная гражданская война против навязанной Советским Союзом власти. Террор – и параллельно с ним восстановление страны, варварская индустриализация, цену за которую Польша платит по сей день. И все-таки эти мобилизованные кнутом и подгоняемые, высекаемые кнутом усилия открывали перспективу для модернизации страны. Сотни тысяч крестьянских и рабочих детей азартно, с запалом взбирались по ступенькам общественной лестницы, отождествляя собственное продвижение вверх с продвижением всей страны. Поразительная смесь, в которой варварское насилие лишило народ самостоятельного бытования, вместе с тем предлагая ему нечто ценное и привлекательное – нечто такое, что заставляло спрашивать, а не является ли выбранный путь правильным.

Подстриженный под одну гребенку всяческими операциями, которые производились на его теле наглыми акушерами истории, народ был избит и разбит, его раздирали глубокие конфликты между верующими и неверующими, партийными и беспартийными, сторонниками и врагами нового строя. Линии раздела пролегали иногда внутри одного и того же человека.

Но с годами, медленно и постепенно, ситуация менялась. Народ понемногу вновь обретал здоровье. Затягивались раны, нанесенные войной и послевоенным террором. В публичном пространстве появилось новое поколение. Режим терял свое апокалиптическое обаяние. Зло сделалось банальным и утратило притягательную силу. Ежедневные проявления абсурда, материальное и духовное бесплодие строя бросались в глаза. Власть приняла облик паразита, лишенного всякой общественной полезности.

Интеллигенция разделяла опыт и испытания всего народа, его страхи и увлеченности, готовность к участию и колебания. С той только разницей, что переживала она все это, как представляется, острее. В культурном, образованном сообществе более отчетливо видны все стадии болезни и симптомы выздоровления – быть может, потому, что интеллектуалы по самой природе своих профессий более чутко регистрируют вибрации души и разума. Однако постепенно от оков страха высвобождалось и избавлялось все общество – восстанавливались общественные связи, люди переставали обращать внимание на прежние водоразделы, которые иногда еще сильно отягощали общественное сознание.

Разумеется, в это брутально сжатое и по необходимости краткое изложение происходившего нужно вписать различные общественные конвульсии и конфликты, с которыми приходилось справляться обществу и очередным властным командам. В Польше таких коллизий случалось значительно больше, нежели в других коммунистических странах: 1956, 1968, 1970, 1976, 1980.

70-е годы являются периодом ускоренной интеграции общества и все более очевидного бессилия власти. Именно на таком фоне следует позиционировать КОР, если мы хотим понять его роль в последнем десятилетии. Сначала, однако, нужно задаться вопросом, чем был КОР, ибо не подлежит сомнению, что он представлял собой нечто значительно большее, нежели те тридцать членов комитета sensu stricto (в строгом смысле слова), которые перечислялись один за другим в благодарственном документе первого съезда «Солидарности».