Табу на вожделение. Мечта профессора
Шрифт:
«Зачем? Зачем я так сказала? Это же… неправда! Я так не считаю! Я…»
С другой стороны, что еще она могла ответить Шершневой и ее подругам?
Неважно. Уже неважно, ибо…
«Все равно теперь сплетни поползут. Нужно быть к этому морально готовой. Чертов Серп! Не мог высадить меня чуточку дальше? У остановки, например? Обязательно было к главному входу подвозить?»
В тот же миг стыд опалил ее щеки. Угрызения совести пожирали изнутри.
«Я —
— Попова, ты там в порядке?
Круговорот тревожных мыслей прервался требовательным голосом их вахтера Леонида Семеновича. Вздрогнув, Юля попыталась сосредоточиться на мужчине. Но, как ни крути, это оказалось задачей со звездочкой — от ярости, полыхающей в крови, перед глазами плыло. Да и алкоголь повышенной крепости резко ударил в голову, превращая конечности в вату.
Он путал чувства. Дурманил разум. Горячил кровь. Затормаживал реакцию.
Тем не менее, собрав в кулак последние крупицы своего самообладания, Юля улыбнулась. Да, фальшиво. Да, через силу. И все же…
— Конечно, Леонид Семенович!
— А чего тогда косяки мне тут сносишь?
— Извините!
— Извините ее, — заворчал мужчина, нажимая на кнопку турникета. — О, времена пошли! О, нравы! Никакого уважения к казенному имуществу!
Преодолев последнее препятствие и не обращая никакого внимания на вечное недовольство вахтера, Юля устало побрела к лестницам шаткой неуверенной походкой. На душе кошки скребли. А на сердце точно каменную глыбу водрузили. Она стискивала мышцы, безжалостно сминала плоть. И эти ощущения были пугающе реалистичными.
До жути. До дрожи. До паники.
От переизбытка эмоций Юле тяжело было даже дышать.
Перед глазами кадрами киноленты вспыхивали сегодняшние события.
И от всех тех воспоминаний необъяснимое волнение заполняло душу до краев. А в груди начинало барабанить с запредельной скоростью.
«Что все это значит? Что происходит?»
Она не понимала. Но знала наверняка:
«Он помог мне! Он спас меня! И он… смотрит на меня так, как никто и никогда прежде! Под его взглядом я словно… умираю! И оживаю вновь…»
Зажмурившись на миг, Юля схватилась за стену, дабы не упасть.
«А еще мы целовались. Дважды! И я едва не отдалась Серпу прямо в его кабинете! Прямо на его столе! Боже, что со мной не так? Я сошла с ума?»
Припомнив одну не менее пикантную деталь, Попова и вовсе остановилась.
Замерла. Застыла. Нервно прикусила губу и часто-часто задышала.
«Я пялилась на его стояк! Я, как последняя дура, пялилась на его стояк! И он это… мама дорогая, он все видел! Все понял! Господи, как теперь в глаза ему смотреть? Как посещать его лекции? Я не смогу… я умру от стыда!»
Внезапно разозлившись на саму себя, Юля решительно продолжила путь.
«Ой,
Погрузившись в размышления, девушка не заметила, как добралась до своей комнаты. До комнаты, которая, к ее удивлению, оказалась пуста — Эльвиры и Тони «дома» не было. Оно и к лучшему. Это избавило ее от лишних расспросов и крайне неловких объяснений. Приготовив одежду на завтра, Попова расправила постель и отправилась в душевую. Хотелось как можно скорее смыть с тела пыль и грязь. А с ними и все тяготы сегодняшнего дня.
К счастью, очередь на водные процедуры состояла всего из трех человек — большинство студентов еще не вернулись с КВН. Настроив температуру воды, Юля встала под обжигающе горячие струи и принялась с остервенением тереть мочалкой свою нежную кожу, стараясь привести себя в относительно божеский вид. И… пытаясь избавиться от Серпа в своей голове. Да тщетно все. Мужчина так и стоял перед мысленным взором.
Казалось, его образ выжжен на обратной стороне ее век.
Ибо он оживал в сознании, стоило только закрыть глаза.
«Почему? Вот почему я сейчас думаю не об отбитой на всю голову Кристине, которую нужно хорошенько проучить и поставить на место, а о… о нем? Почему не трясусь от страха из-за похищения, а трепещу от волнения, вспоминая его способы… согреть меня? Господи, я же ведь млела от его прикосновений, когда он растирал мои ноги! А потом, чуть позже… на краткий миг мне показалось, что я способна сама… поцеловать его! Дура я! Дура! Набитая и неисправимая!»
Чем яростнее было внутреннее отрицание, тем усерднее Юля «драила» себя мочалкой. Тем отчаяннее глупое сердце трепыхалось за ребрами.
Тем более смущенной, потерянной и дезориентированной она себя ощущала.
«Нет, так дело не пойдет! Я — взрослый человек. А взрослые люди от проблем не убегают. Их решают. Мне нужно успокоиться. Извиниться. И… поблагодарить его за помощь. Как бы там ни было, он спас меня!»
Закончив водные процедуры, Попова вернулась в свою комнату.
Она по-прежнему была пуста. Обрадовавшись данному факту, девушка проворно (насколько позволяло алкогольное опьянение) переоделась в пижаму и завалилась в постель, намереваясь хорошенько выспаться.
Но даже когда проваливалась в небытие, слышала голос Марата:
«Решила поиграть со мной, пташечка? Это ты зря! Я ведь могу и… согласиться!»
Утро началось для нее с пронзительно-возмущенного вопля Эльвиры. Соседка вышла в коридор за несколько минут до звонка Юлиного будильника и отчего-то громко выругалась:
— Это что еще за хрень? Какого черта здесь творится?
За дверью послышалось чье-то хаотичное бормотание. Складывалось ощущение, будто с ней общались сразу несколько человек.