Таежный гнус
Шрифт:
Странно, но на этот раз привычной брезгливости не было. Тем более, равнодушия. Очередная угроза — уже не шуточки, Добято прав — придется принять рекомендуемые москвичем меры. Парамонов закрыл папку, положил на неё конверт, задумчиво заходил по кабинету, все время косясь на неприятное письмо. Он заранее знал его содержание: собирайся на кладбище, подполковник, готовь себе приличное надгробье.
Нет, с этим ужасом пора кончать!
Сергей Дмитриевич решительно надорвал конверт, достал из него узкую полоску бумаги. Одна строчка. «Ты приговорен к смерти.
«Королев»?
Первое желание — сорвать с рычагов трубку и дозвониться до «голубой» роты. Вызвать к аппарату московского сыскаря и…
Парамонов протянул руку к трубке телефона и… отдернул её, будто обжегся. Попросить помощи? Ни за что! Он никогда не обращался и обращаться за помощью не станет! Не тот характер!
Да и угроза расправы — по детски наивна. ЛжеКоролев решил ещё раз поиздеваться над бывшим своим командиром, вывести его из состояния равновесия. Если бы он намеревался, на самом деле, пристрелить подполковника, к чему предупреждать его? Появится куда-то исчезнувший особист — показать ему анонимку, посоветоваться. Молча, равнодушно, без просьбы о защите. Фээсбэшнику по штату положено заниматься подобными делами.
Успокоившись, Сергей Дмитриевич вложил письмо в конверт, засунул его в нагрудный карман форменной тужурки, к пяти другим, полученным ранее. Будто похоронил.
Походил по кабинету.
Нет, успокаиваться слишком опасно. В записках — не простое желание поиздеваться, между строк просматривается решимость проклятого садиста привести «приговор» в исполнение. Как уже убиты солдат Тетькин и младший лейтенант Кустов.
Долго Сергей Дмитриевич колебался между боязнью за свою жизнь и нежеланием обращаться с просьбой о помощи.
Наконец, решился. Нажал знакомую клавишу.
— Дежурный по штабу отряда сержант Егоров! Слушаю вас, товарищ подполковник!
— Особист на месте?
— Никак нет! Только что убыл в Голубой распадок!
— Посади в мой «газик» толкового парня, пошли следом. Пусть передаст: срочно нужен, пусть возвращается.
— Слушаюсь! Только — под рукой — никого… Разве только — офицера?
— Я тебе дам, бестолочь, офицера! — взорвался Парамонов. — Не найдешь толкового — сам езжай… Впрочем, ладно, отставить! С особистом свяжусь по телефону.
Сержант осторожно положил трубку и чисто русским жестом запустил в коротко-стриженный затылок растопыренную пятерню. На его памяти такого ещё не было! Наверно, заболел командир, если отдает приказания и через пять минут отменяет их…
27
Не дожидаясь возвращения старшины, «проверяющий» заторопился к лесной избушке.
Странное желание! Вполне можно было ещё раз пообщаться с Козелковым, попытаться вызвать его на большую откровенность. Дождаться появления лейтенанта Зимина, прощупать его наводящими вопросиками. Вместо этого, что-то, на подобии сильного магнита, буквально тащит сыщика к вонючему котлу на кухне, к засушенным пучкам трав, корням и ягодам неизвестного происхождения.
Возле
Не дает покоя налет на машину, такое же непонятное появление Александры. С другой стороны, возвращение с охоты одного Чудакова, почему-то оставившего в тайге своего приятеля, тоже несет немалую нагрузку.
Пожалуй, Чудаков может денек подождать — ничего с ним не произойдет. А вот следы в кустах возле сваленной на дорогу липы могут исчезнуть… Словечко-то какое — липа — двухглавое: и дерево, и фальшивка!…
Итак, игра в поддавки завершилась полным поражением её автора. Гранд предпочел не рисковать, остаться в своей норе. Авось, получив известие об от»езде разочарованного сыскаря, он рискнет выползти на свет Божий. Остаентся ожидать и надеяться.
Как всегда, приняв окончательное решение, сыщик успокоился. И снова заторопился «домой», с трудом удерживаясь от мальчишеского желания пуститься бегом. Будто в избушке, спрятанной под развесистыми деревьями, его ожидает невесть какая приятная неожиданность.
На веранде Александры не было. Значит, готовит на кухне свои вонючие лекарства. Добято вошел в горницу и остановился. Из кухни доносились негромкие голоса: женский и мужской.
— Грудь ещё болит? — заботливо спросила лекарка. — Мази втираешь?
— Втираю, как не втирать, — радостно, будто оповещая о совершенных подвигах, ответил мужчина. — Болеть ещё болит, но поменьше.
Козелков? Быстро же обернулся ротный старшина — за каких-нибудь два часа и солдат накормил, и отвез на кухню опорожненные термоса, и успел на «прием» к знахарке… Интересно, о чем беседуют «колдунья» и пациент, неужели только о болячках и их лечении?
Сыщик оглядел знакомую горницу. Под лестницей, ведущей в мансарду — запыленный стул с толстенными ножками. Втиснут между мешками, набитыми лекарственными «полуфабрикатами». Для подслушивания — идеальное место. Добято передвинул мешки, смахнул со стула наваленные ветки, уселся и развернул прихваченную в ротной канцелярии газету недельной давности. Увидят — ничего подозрительного, устал постоялец, решил не беспокоить занятую хозяйку, заодно почитать несвежие новости.
Собеседники, похоже, исчерпали «лекарственную» тему.
— Московский охотник не надоел?
В ответ — хриплый смешок, напоминающий ворчание собаки, идущей по следу.
— Копается в бумагах, будто курица в дерьме. И ещё интересуется моим ротным. Куда тот запропастился? А мне откуда знать — куда? Не старшинское это дело — вынюхивать да пасти. Ежели есть у москвича такое желание — пусть обращается к Парамонову… Кстати, «охотник» сегодня ему звонил…
— О чем говорили?
Женский голос потерял присущую мелодичность, сделался резким, отрывистым, требовательным.