Тафгай 3
Шрифт:
«А могли бы, - подумал я. – Но тренер Станислав Жук повёл себя по-мужски. Вышли потом поговорили на повышенных тонах без неуместного рукоприкладства. Расставили все точки над «и». С одной стороны он был прав, Женьке Соколовой с её прыжками можно было запрыгнуть на олимпийский пьедестал в Саппоро. А с другой был прав я, так как кое-какие неприятные подробности из тренерской деятельности Жука знал, само собой без стопроцентных доказательств. Ладно, Женька не маленькая девочка. Это её выбор».
– Ниночка, а вот и наше купе! – Высоким голосом пропел,
«Бывалый» и «Бывалая», окрестил я про себя вошедшую внутрь парочку. Ведь женщина тоже была под стать своему супругу. Рыжие волосы, пышный бюст, и там ниже талии, у мадам Грицацуевой, было очень далеко за 90-то сантиметров в объёме. Наши попутчики с шутками и прибаутками, про свою неуклюжесть, разложили чемоданы и, посмеявшись над нашими пирожками, на столик выложили, копчёную колбаску, солёные грибочки, жареную курицу и бутылочку коньяка с пятью звёздочками на этикетке.
– Едем в Киров на симпозиум музейных работников, - подмигнул нам «Бывалый» представившись Иннокентием, - пожалуйста, угощайтесь.
– Благодарствую, у нас спортивный режим, - сказал я, хлопнув по рукам «Малышу» Александрову, который потянулся к чужим грибочкам с колбасой. – Сейчас чай с пирожками попьём и спать.
– Молодые люди спортсмены? – Неожиданно низким голосом спросила Ниночка «Грицацуева». – Каким видом спорта занимаетесь?
– В хоккей играем за горьковское «Торпедо», - простодушно ответил мой юный друг.
– Во втором составе на первенство города, - добавил я.
– А неплохо у вас за второй состав платят, - издал короткий смешок Иннокентий «Бывалый», кивнув на нашу дорогую, хоть и отечественную одежду.
– У нас товарищ Иннокентий спорт любительский, мы сначала смену на заводе отстоим, а потом уже за шайбой носимся, а костюмы и пальто нам по профсоюзной линии помогают приобретать со скидкой, - сказал я, залезая на вторую полку, украдкой показав Боре кулак.
Монотонное потряхивание вагона и ритмичное постукивание колёс, а так же унылый и однообразный пейзаж за окном постепенно погрузили меня со всеми своими неприятными мыслями в короткий сон. И в этом сновидении я всё ехал куда-то, потом карабкался вверх, а потом почему-то звал на помощь, которая, наконец, пришла, ведь чья-то рука схватила меня за плечо и стала дёргать из стороны в сторону.
– Иван! – Позвал меня Борис, дёргая за плечо, когда я открыл глаза. – Одолжи сто рублей.
– Мороженого захотелось? – Пробормотал я, переворачиваясь на другой бок. – Что ты сказал? – Я окончательно проснулся.
– Отыграться хочу у музейных работников, - виновато улыбнулся «Малыш». – Одолжи сотню, дома отдам. Эта рыжая так в подкидного дурака играет, закачаешься. Но я её тоже сначала её пару раз обыграл.
«Обыграл, мать твою! Игровой автомат нашёлся, все деньги в него вбухаю, зато потом будет что на кладбище вспомнить, лёжа под землей», - подумал я, чертыхаясь и спускаясь вниз.
–
– Есть желание отыграться? – Двери нашего гостеприимного купе отварились, и первым влезла в него круглая довольная ряшка Иннокентия. – Ниночка у нас чемпион музея в подкидного дурака. Не советую. Ибо это талант.
Пара «Бывалого» и «Былой», внесся в душноватое купе неприятный сигаретный запах, уселась напротив.
– Сколько мой мальчишка проиграл? – Спросил я, еле сдерживание горячее желание влепить смачную оплеуху Александрову.
Поняв по выражению моего лица, что сейчас буду воспитывать, Боря тут же отсел как можно ближе к выходу.
– Мы же всё понимаем, - немного замялась мадам «Грицацуева», - всем деньги тяжело достаются. Особенно нам работникам музея. Поэтому если вы не отыграетесь до вашего Горького, мы вернём половину проигранной суммы. То есть ровно семьдесят пять из проигранных ста пятидесяти.
«Сто пятьдесят как с куста», - я ещё раз глянул на Малыша и, вынув из внутреннего кармана пиджака двести рублей, хлопнул их на стол:
– Играю на все, один раз и баста.
– Ну, Ниночка не подведи музей! – Ухмыльнулся «Бывалый» Иннокентий.
А Ниночка своё дело знала хорошо, колода в её руках летала, как шайба на крюке моей клюшки. Даже значительно лучше, как у Мальцева и Харламова. И когда она сдала по шесть карт и выложила одну мастью вверх, которая показала, что козыри в последней игре будут пики, я тяжело вздохнул.
– Напомните правила, - пробурчал я.
– У кого меньший козырь тот и ходит, - пожал плечами толстяк.
– У меня меньший, - сказал я и длинным хлёстким боковым ударом отправил «Бывалого» смотреть «кино», ну или что там, в отключке, ему покажет древнегреческий бог Морфей. – «Малыш» проверь карманы музейного работника. А ты не дёргайся, - зашипел я на Ниночку.
– Я сейчас позову милицию, - зашептала «Грицацуева», и полезла в сумочку.
– Не дёргайся, - повторил я и, чтобы слова мои быстрее дошли до женщины, влепил ей смачный щелбан в лоб.
Борис быстро похлопал по карманам пиджака Иннокентия и вытащил складной нож ручной зоновской работы с кнопочкой, который толстяк носил с собой, конечно, «исключительно для разделки колбасы».
– Вы не имеете права, мы простые работники музея, я могу билеты показать, а деньги ваши я сейчас вам отдам, - затараторила Ниночка. – Играть не умеете, а садитесь. Сами виноваты.
– Помнишь «Малыш» я говорил, что у меня очень хороший глазомер? – Спросил я Бориса, посмотрев ещё раз внимательно на узорчатую рубашку игральной карты, где были еле заметны маленькие проколы, сделанные тонкой иголкой. – Карты эти ваши в колоде краплёные. И ведь кто-то в кассах жэдэ вокзала этим «каталам» информацию слил? Дескать, едут богатые хоккеисты. А в чемоданах, наверное, пусто? Потому что выиграете своё и сойдёте во Владимире.