Таганский перекресток

Панов Вадим Юрьевич

Господи, как же он работает!

Как может он творить такое?!

Он человек? Нет!

Он — Мастер!

Теперь я знаю, что значит быть Мастером с большой буквы. Теперь я понял, кто достоин этого звания. Такие люди рождаются раз в сто лет… Нет! Раз в тысячу лет!

Уникумы! Гении! Бриллианты самой чистой воды!

Но, господи, как же он работает!

Глядя

на его ловкие руки, глядя, как безошибочно выбирает он приправы и специи, как точно смешивает ингредиенты и отмеряет силу огня, я завидовал и стыдился. Я завидовал его гению и стыдился себя. На фоне этого повара я чувствовал себя букашкой, никчемным недоучкой, не имеющим ни таланта, ни умения. Я стоял рядом с ним, в его святая святых, в его кухне, и видел себя жалким оборванцем, которому разрешат посмотреть на великолепие дворца. Нет, в оснащении кухни не было чего-либо необычного, но он наполняя ее своим мастерством, своим Даром, и каждая сковорода, каждая кастрюля начинали казаться таинственными артефактами, магическими инструментами кудесника, превращающего продукты в гастрономические чудеса. Я наблюдал, как он священнодействует, и с тоской понимал, какая пропасть лежит между нами.

Я едва не плакал, глядя на работу Мастера.

А потом он предложил мне снять пробу с только что приготовленного блюда.

«Что скажете, коллега?»

Коллега? Его великодушие не знало границ! Я насладился неземным вкусом жаркого и, потрясенный, смог произнести только одно:

«Великолепно!»

«А знаете, его не так уж и сложно готовить. — Он улыбнулся. — Главный нюанс — подготовка мяса… Вы готовите свежую ягнятину?»

«Конечно!»

«Хотите, подарю вам рецепт?»

Я ловил каждое слово, запоминал ингредиенты, пропорции, нюансы приготовления. Я не записывал, я знал, что пронесу подаренный великим Мастером рецепт через всю жизнь.

И буду гордиться тем, что такой человек снизошел до меня.

— Европейских поваров начали выписывать еще до Петра Первого, при нем это просто вошло в моду. Приезжали знаменитости — их заманивали огромными деньгами… На подлинный бриллиант наткнулся граф Шереметев. Он нашел человека, которого вы называете «хорошим поваром», человека, обладающего колоссальными знаниями по европейской кухне и кухне Нового Света. Так была заложена основа московского общества гурманов. К тому времени русские повара уже имели представление о кухнях Китая, Индии и Азии, требовалось систематизировать знания, положить начало школе. Революции и войны в Европе облегчили задачу: в Москве появились бегущие от потрясений специалисты, подчас — гении кулинарии. Все, что оставалось, — нагнуться и подобрать лежащее под ногами золото. — Господин Ра помолчал. — Граф Холодов был продолжателем традиций русских гурманов, лидером закрытого общества, сложившегося в Москве в течение восемнадцатого века. Я, как и вы, узнал о «Беседке истинных гурманов» и стал искать…

— Хватит болтать. Покажи лицо! — Елакс не скрывал волнения. — Лицо покажи!

Повар же, напротив, успокоился, взял себя в руки. Голос его звучал с прежним хладнокровием.

— Что вы хотите увидеть, Рудольф

Казимирович?

— Ты знаешь что, — буркнул Елакс. — В исторических материалах подчеркивалось, что Холодов не любил фотографироваться, но отказать великому князю Кириллу не смог. Я раздобыл карточку в Париже, в архиве императорской семьи. И хочу убедиться…

— А стоит ли?

— Значит, правда?

Господин Ра молчал, но тишина стала самым красноречивым ответом на вопрос. Елакс покачал головой:

— Сколько ты живешь, Холодов?

— Учитывая обстоятельства, имеет смысл спрашивать: сколько мне осталось.

— И сколько?

— Не так много. Лет тридцать — тридцать пять. Никто из общества не преодолевал двухсотлетний рубеж.

Елакс шумно выдохнул. Он верил. Он верил каждому слову повара.

— И все только потому, что вы правильно жрали!

— С детства, Рудольф Казимирович, — уточнил господин Ра. — Родители правильно кормили нас с младенчества. Индивидуальная диета.

— Ты хочешь сказать, что мне можно не беспокоиться?

— Почему же? — Повар на мгновение задумался, оценивая состояние собеседника. — Если постараться, можно обеспечить вам пятнадцать-двадцать дополнительных лет. Если же оставить все как есть, то, даже пересадив почки, вы не преодолеете семидесятилетний рубеж.

— Пугаешь?

— Я хороший врач, Рудольф Казимирович. Мне не нужны длительные исследования, чтобы понять, сколько вам осталось.

— А ты, значит, согласен меня тянуть?

— Я хороший врач, — повторил господин Ра. — Ближайший год вам придется питаться только в моем ресторане. Затем — только ужинать. Потом посмотрим.

— Я часто уезжаю из Москвы.

— Вас будет сопровождать Ноэль.

— Предлагаешь договориться? — усмехнулся Елакс. — Моя лояльность против двадцати дополнительных лет жизни?

— Мне кажется, это очень хорошая сделка. Хотя, если судить по тону, у вас другое мнение.

— Ты прав — другое. — Елакс не сдержался, выдал гримасу: злую и презрительную. — Предлагая сделку, ты отдавал себе отчет, с кем разговариваешь?

— Мне известна ваша репутация, Рудольф Казимирович.

— Я всегда первый. Я буду лидером общества.

— И чем вы будете нас кормить? — осведомился господин Ра.

— Кормить нас будешь ты. Я займусь другими вопросами.

Повар вздохнул и произнес предельно вежливо:

— Рудольф Казимирович, вы не первый человек, который пытается навязать мне соглашение подобного рода. Не скрою, что вы, пожалуй, самый могущественный из них. И уж действительно самый умный. Не сочтите за лесть, но я на самом деле потрясен вашей подготовкой. Вы раскопали уникальные сведения, а самое главное, отнеслись к ним крайне внимательно, не сочли сказками. Именно поэтому я готов пойти против принципов и повторить свое предложение. Обдумайте его. И поймите, что мне нужны не покровители, а друзья.

— Тебе придется принять МОИ условия.

— Не торопитесь, Рудольф Казимирович, припомните все, что вы обо мне знаете.

— Я все решил задолго до того, как приехал сюда.

— А вас не смущает, что я могу отравить вас обыкновенным бутербродом? Не смущает, что, назвавшись моим врагом, вы станете с опаской смотреть на содержимое любой тарелки?

— Не волнуйся — не смущает. — Елакс усмехнулся. — Твоя сила в тайне, в страхе. Но если твой секрет станет известен широкому кругу лиц, ты не сможешь ничего предпринять. Я ведь забочусь не только о себе. Нет. Ты будешь обслуживать элиту. Ты займешь свое настоящее место — на кухне. Все уже решено, Холодов. Все уже решено.