Таинственная невеста
Шрифт:
Пол вместо паркетного стал грубым, дощатым, а стены вместо обоев были покрыты олифой. Слышались голоса баб и девок. Плюхало и плескалось. Он понял, что пришел куда надо.
Навстречу ему из-за угла вышла баба с тазом, полным выстиранного, жгутами выкрученного белья. Глаза ее расширились при виде молодого офицера. Мурин вскинул палец к губам: тсс. Брови у ней сдвинулись. Но она ничего не сказала. Прошла мимо. Мурин оглянулся. Она, нахмурившись, глядела ему вслед. «Думает, что я в девичью, насчет клубнички… Экий водевиль». Но исправить
— Что вам угодно, барин?
— С тобой перемолвиться, — прошептал.
Она без вопросов затворила за собой дверь и приблизилась к нему, не сводя глаз. Точно сама ждала, что он однажды явится снова. Глаза ее блестели в полумраке.
— Ты почему думаешь, что барыню твою извели?
Глаза ее забегали из стороны в сторону.
— Не вздумай отпираться. Я с тобой болтать долго не могу. Отвечай живо.
— Не думала я, что извели ее. Думала, съела она что-то испорченное. А так как перед кончиной ела она в своих комнатах то, что я ей подавала, то, выходит, из рук моих смерть приняла.
— Точно из твоих?
— Я так сперва подумала. Да только я вместе с ней тогда все то же самое ела и из того же заварника чай пила. И вот она я перед тобой. Жива-здорова.
Мурин свел брови. Он ей верил. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза с одним и тем же вопросом: как же так? Федора Семеновна облизнула губы:
— Потом до меня дотрехало. Все — да не все. Вареньем голубушка одна лакомилась. Она у меня охоча до сладкого была. Прошлым летом-то никто варенье не варил, из-за войны сахару ни у кого не было. Так я все, что оставалось в кладовой с еще позапрошлой варки, для голубушки моей припрятала. Никто об этом схроне не знал. А может, все ж проведал.
— Почему думаешь?
— Как сообразила я про варенье, значит, так сразу пошла в кладовую, чтобы глянуть на эту банку. А только ее там уже и не было. Другие стоят, а этой нет.
— Ты не могла перепутать?
— Малиновое от черничного я, сударь, слава богу, еще отличаю. Початая банка с черничным вареньем точно пропала.
— А не могла…
Но вдруг она сорвалась и одним прыжком исчезла в двери. Мурин успел изумиться и только в следующий миг сам услышал деловитые шаги. Они приближались. Деваться Мурину было некуда.
Все, что Мурин успел, чтобы замести следы, — это отошел от двери, за которой скрылась Федора Семеновна. Ловец выбежал прямо на него — чуть не врезался, обдал запахом одеколона:
— А-а-а, Мурин! Вот вы где! А я Мавре сперва не поверил, — весело закричал Аркадий Борисович. — Она с тазом шла и мне доложила о ваших релокациях. Отправились в девичью поискать подходящий розанчик, чтобы пощупать? Ах вы шалун!
Он погрозил пальцем. Вымыт, выбрит, свеж:
— Готов к походу. А вы?
Мурин выдавил улыбку.
Лошадка
Болтать Мурину не хотелось, тем паче — с Аркадием Борисовичем.
Он был сосредоточен. Как часовщик, подбирал колесики. И не мог подобрать. «Что за странная история. Едва брезжит подсказка, как является другая — и указывает в другом направлении».
Пропавшая банка с остатками варенья занимала его. Значит, все-таки старую Юхнову отравили. «Борджиа не Борджиа, но дело сделано». И сделано одним из обитателей дома. А были в тот день все. Молодые Юхновы сидели в гостиной, готовые к выезду, ждали мать и «бесились». Друг у друга на виду. Отлучаться, чтобы отравить варенье, не требовалось. К тому времени все уже было готово. Один из них просто ждал, когда план придет в действие. Как вел себя этот человек? Казался ли он другим слишком тихим? Или был натужно весел?
Или скажем без предубеждений к полу: весела.
Мурин представил себе Татьяну Борисовну. Как она крикнула «Маменька!», когда тело стали выносить. Горе дочери, до которой внезапно дошел смысл случившегося? Или ужас убийцы перед содеянным?
И это только если брать корысть как причину.
А если злобу или месть? Любой из дворни мог затаить на барыню лихо. «Или я бы уже об этом знал?» «Шила в мешке не утаишь», — сказала ему Федора Семеновна. Мурин эту возможность отбросил. «Значит, ближние». Может даже, вот этот самый господин, который сидит сейчас рядом, прижав свою горячую ляжку к его. Мурин покосился на Аркадия Борисовича. Но тот глядел прямо перед собой.
И что удивительнее — молчал.
Лицо его было тихо и серьезно.
Как будто фигляр остался дома, а сейчас сидел он настоящий. Мурин терялся в догадках, что значила эта перемена.
— Вон там не видать, все подо льдом, но там речка, — указал Аркадий. — Летом ставят сети, часть оброка у маменьки платят сушеной рыбой, ее возят даже на ярмарку. Если поехать выше, то увидим мельницу. Хотите?
Он слегка обернулся на Мурина.
— Мельницу? — переспросил тот.
— Она в полном порядке, в общем-то.
— В порядке — и ладно.
— Ну как скажете.
Проехали еще. Все так же молча.
— Здесь маменька обычно сеяла клевер.
Мурин повернул голову и посмотрел на белое полотно. Снег, плоский и твердый, сверкал на солнце. Мурин опасливо потянул ноздрями. Воздух был чист и свеж. То ли оттого, что схватил мороз. То ли они все еще были далеко от злополучной рощи.
При мысли о ней у Мурина свело живот. Страх стал просачиваться в душу, как черная вода. И, чтобы встретить его лицом к лицу, Мурин резко спросил: