Таинственное превращение
Шрифт:
Лионель вошел в типичный бюрократический кабинет. Посередине у черного стола, заваленного бумагами, сидел старый усатый человек с удивительно энергичным профилем, с угольно-черными глазами, метавшими искры. Он тихо разговаривал по телефону. Казалось, что он нашептывал что-то в это никелированное ухо.
Не прерывая своего шепота, префект полиции бросил на пришедшего один из тех молниеносных взглядов, убедительная проницательность которых была слишком хорошо известна его подчиненным. Он сделал Лионелю знак рукой, прося его присесть в кресло,
Этот маленький седой старичок когда-то был рыжим и бешеным по натуре человеком; всю жизнь стараясь обуздать свою вспыльчивость, он достиг крайней степени самообладания. Холодный, суровый, логичный во всем резонер, непроницаемый для посторонних, он по своему душевному складу представлял нечто такое прямоугольное и прямолинейное, что его жесткая, подстриженная квадратом, стоявшая ежиком шевелюра, казалось, повторяла самые контуры его мозга.
Он окончил свой разговор по телефону, не спеша повесил трубку, посмотрел на визитную карточку, лежащую на его бюваре, и произнес ледяным тоном:
— Господин Лионель де Праз?
Лионель пролепетал, точно школьник:
— Он самый, господин префект, по рекомендации господина президента Кордье…
— Да… — протянул префект.
— Ну и вот… — робея, начал Лионель.
Тощий сановник, еще более съежившийся от возраста, согнутый, сморщенный, точно пергамент, беззастенчиво смерил его глазами. Он привык уверенно и прямо смотреть в лицо людям, сильный своим ясновидением и властью, которую приобрел над себе подобными благодаря своей твердости и самообладанию.
— Я слушаю вас, — произнес он раздельно.
— Господин префект, — продолжал Лионель, — знаете ли вы такого… такую… темную личность, которую называют Уж-Фредди?
— Дальше, сударь? — спросил префект, насторожившись.
— Но… это почти все, что я имею вам сказать… Впрочем, не думайте… Я пришел сюда не расспрашивать, но сделать полезное дело, оказать услугу полиции, если возможно…
— Не сомневаюсь, сударь. Ваши слова вселяют уверенность. Вы спрашиваете меня, знаю ли я особу по прозвищу Уж-Фредди. Я вам отвечаю: да, знаю.
— Вы знаете, кто он? Вам известно его истинное имя?
— Я думаю, что знаю. Но что за важность! Этот человек нанес вам вред? Вы жалуетесь на него?
— Нет, никоим образом.
— В таком случае, я плохо понимаю…
— Господин префект, у меня есть причины поговорить с вами об Уже-Фредди. Первая — это то, что, может быть, действия этого апаша…
— Ого, апаш! Не слишком ли это сильно?
— Действия этого… парня, — поправился сбитый с позиции Лионель, — связаны с одной трагической смертью…
— Действительно?
— Да, сударь. Со смертью моей тети, мадам Гюи Лаваль, скончавшейся при трагических обстоятельствах в Люверси пять лет тому назад, в ночь с 19 на 20 августа.
Это показание имело своим ощутительным результатом то, что префект полиции если не поддался впечатлению, то, по крайней мере, хоть
— Но, — продолжал он, — это всего только предположение, и я не сказал бы этого никому другому, кроме вас, господин префект. Я напал на верный след… Позвольте мне молчать об этом до нового доказательства.
Префект, снова сделавшись бесстрастным, показал знаком, что согласен.
— Вторая причина… вторая причина, не скажу, что она серьезнее, но она более спешная… — Лионель де Праз начал неуверенно топтаться на месте. — Господин префект, у меня очаровательная кузина, дочь бедной мадам Гюи Лаваль скончавшейся в Люверси. Ну вот, моя кузина Жильберта, так сказать, невеста Жана Морейля… Что вы думаете об этом, господин префект?
Никогда еще такой неумолимый взгляд не копался в душе Лионеля.
Старик сказал наконец:
— Благоволите, сударь, объяснить все прямо, без обиняков. Я вас не понимаю.
Все более и более смущаясь, Лионель взялся за дело с другой стороны.
— Бывают такие парадоксальные положения, такие ненормальные факты, которых полиция не может не знать. Если б она их не знала, мне кажется, обязанностью каждого честного человека было бы предупредить…
— Ага! Насколько я понял, вы хотите мне раскрыть подобное «парадоксальное положение» или «ненормальный факт». Очень интересно.
Лионель, поставленный в такое положение, которого он больше всего хотел бы избежать, сказал довольно сухо:
— Я не доносчик. Насколько мне известно, я джентльмен. Мне было бы противно выслеживать кого-нибудь. Я отказался бы от этого, конечно. Однако мне хотелось бы узнать, в курсе ли полиция тех фактов, которые, как мне известно, происходят; наблюдают ли за этой таинственной авантюрой?.. Ибо, господин префект, в конце концов, я это делаю только для блага ближнего…
Префект полиции видел, что он сбивается. Он улыбнулся, но старое лицо не сделалось от этого веселее.
— Я приду к вам на помощь, господин де Праз. И поверьте мне, я прекрасно понимаю все те естественные побуждения, которые привели вас ко мне, так же, как те причины, которые в настоящую минуту мешают вам свободно изложить ваше дело. Будьте спокойны, сударь, оба имени, которые вы только что произнесли, знакомы префектуре. Мы знаем, в каком, — правда, очень необычайном, — отношении друг к другу они находятся. Все, что вы нам можете сказать, не даст нам ничего нового, будьте уверены. И, как говорится, мы «не спускаем с него глаз». Это странный случай. Я благодарю вас за то, что вы говорите о нем со мной, и вполне понимаю вашу тревогу. Но позвольте вам сказать, однако, что, по моему разумению, она не имеет оснований. Мне кажется, я не ошибаюсь в том, что господин Жан Морейль — порядочный человек.