Таинственные психические силы
Шрифт:
Маленький круглый столик, расположенный снаружи шкафа, слева от медиума, приближается к столу, взбирается на него и ложится поперек него. Слышно, как гитара в шкафу движется и издает звуки. Занавес раздувается, и гитару вносят на стол, положив на плечо г-на де Фонтене. Затем ее кладут на стол, большим концом к медиуму. Затем она поднимается и движется над головами собравшихся, не касаясь их. Она издает несколько звуков. Явление длится около пятнадцати секунд. Легко заметить, что гитара парит в воздухе, а отражение красной лампы скользит по ее сияющей поверхности. На потолке в другом углу комнаты виден довольно яркий отблеск грушевидной формы.
Медиум, который устал, просит об отдыхе. Свечи зажигаются. Мадам Блех возвращает предметы на место, убеждается, что лепешки из замазки целы, кладет самую маленькую на маленький круглый столик, а большую на стул в шкафу позади медиума. Заседание возобновляется при слабом мерцании красного фонаря.
Медиум, чьи руки
Места заняты, медиум просит отдохнуть, и включается слабый свет.
Заседание вскоре возобновляется, как и прежде, при крайне слабом свете красного фонаря. О Джоне говорят так, как будто он существует, как будто это он, чью голову мы видим в силуэте; его просят продолжать свои проявления и показать отпечаток своей головы в замазке, как он уже делал несколько раз. Эусапия отвечает, что это трудное дело, и просит нас не думать об этом ни на мгновение, а продолжать говорить. Эти ее предложения всегда беспокоят, и мы удваиваем свое внимание, хотя и не говорим много. Медиум пыхтит, стонет, корчится. Слышно, как движется стул в шкафу, на котором находится замазка. Стул выдвигается вперед и становится рядом с медиумом, затем его поднимают и ставят на голову мадам З. Блех, в то время как поднос легко помещают в руки г-на Блеха на другом конце стола. Эусапия кричит, что видит перед собой голову и бюст, и говорит: « E fatto » («Сделано»). Мы ей не верим, потому что г-н Блех не почувствовал никакого давления на блюдо. Раздаются три сильных удара, как молотком, по столу. Включается свет, и на замазке обнаруживается отпечатанный человеческий профиль.
Г-жа З. Блех целует Эвзапию в обе щеки, чтобы узнать, не имеет ли ее лицо какого-нибудь запаха (стекольная замазка имеет очень сильный запах льняного масла, который остается на пальцах некоторое время). Она не обнаруживает ничего необычного.
Это открытие «головы духа» в замазке настолько поразительно, настолько невозможно признать без достаточной проверки, что оно на самом деле еще более невероятно, чем все остальное. Это не голова человека, чей профиль я различил, и бороды, которую я почувствовал на своей руке, там нет. Отпечаток имеет сходство с лицом Эусапии. Если бы мы предположили, что она сама его создала, что она смогла зарыться носом по щеки и по глаза в эту густую замазку, нам все равно пришлось бы объяснять, как этот большой и тяжелый поднос был перенесен с другого конца стола и осторожно помещен в руки г-на Блеха.
Сходство отпечатка с Эвзапией было неоспоримым. Я воспроизвожу как отпечаток, так и портрет медиума. 21 Каждый может убедиться в этом сам. Проще всего, очевидно, предположить, что итальянка отпечатала свое лицо в замазке.
Но как?
Мы в неведении относительно этого, или почти в неведении. Я сижу по правую руку от Эвзапии, которая кладет голову мне на левое плечо , и чью правую руку я держу. Мсье де Фонтене сидит слева от нее и очень старается не отпускать другую руку. Поднос с замазкой весом в девять фунтов поставлен на стул, в двадцати дюймах за занавеской, следовательно, позади Эвзапии. Она не может дотронуться до него, не обернувшись, и она полностью в нашей власти, наши ноги на ее ногах. Теперь стул, на котором был поднос с замазкой, отодвинул в сторону занавески, или портьеры, и выдвинулся вперед в точку над головой медиума, который остался сидеть и удерживаемый нами; он также переместился над нашими головами, – стул, чтобы опереться на голову моей соседки, мадам Блеш, а поднос, чтобы мягко покоиться в руках мсье Блеш, который сидит в конце стола. В этот момент Эусапия встает, заявляя, что видит на столе другой стол и бюст, и восклицает: « E fatto » («Сделано»). В это время она, конечно, не могла положить лицо на торт, потому что он был на другом конце стола. И не могла этого сделать до этого, потому что для этого пришлось бы взять стул в одну руку, а торт – в другую, и она не двинулась с места. Объяснение, как можно видеть, действительно очень трудное.
21
См. Табл. IV и V. Я бережно храню гипсовый слепок этого отпечатка.
Однако признаем, что факт этот настолько необычен, что в нашем уме остается сомнение, поскольку медиум встала со своего кресла почти в критический момент. И все же ее лицо было немедленно поцеловано мадам Блех, которая не почувствовала запаха замазки.
Plate IV.
Plate V. Эусапия Паладино, показывающая сходство с отпечатком на замазке.
Доктор Охорович пишет следующее по поводу этих отпечатков лиц и изучения, которое он провел в Риме: 22
Отпечаток этого лица был получен в темноте, однако в тот момент, когда я держал обе руки Эвзапии, в то время как мои руки были полностью вокруг нее. Или, скорее, это она прижалась ко мне таким образом, что я имел точное знание положения всех ее членов. Ее голова покоилась на моей, и даже с силой. В момент производства явления судорожная дрожь сотрясала все ее тело, и давление ее головы на мои виски было таким сильным, что мне было больно.
22
А. де Роша, Экстернализация мотивации , четвертое издание, 1906, стр. 406.
В тот момент, когда произошла самая сильная конвульсия, она воскликнула: « Ах, че дура! » («О, как сильно!») Мы тут же зажгли свечу и нашли отпечаток, довольно слабый по сравнению с теми, которые получали другие экспериментаторы, – вещь, связанная, возможно, с плохим качеством глины, которую я использовал. Эта глина была помещена примерно в двадцати дюймах справа от медиума, в то время как ее голова была наклонена влево. Ее лицо было совсем не испачкано глиной, которая была еще настолько влажной, что оставляла следы на пальцах при прикосновении. Более того, соприкосновение ее головы с моей заставило меня страдать так сильно, что я абсолютно уверен, что оно не прерывалось ни на одно мгновение. Эвзапия была очень счастлива, когда увидела проверку, сделанную в условиях, в которых невозможно было заподозрить ее добросовестность.
Затем я взял поднос с глиной, и мы прошли в столовую, чтобы лучше рассмотреть отпечаток, который я поставил на большой стол возле большой керосиновой лампы. Эусапия, которая впала в транс, оставалась некоторое время стоять, положив руки на стол, неподвижно и как бы без сознания. Я не терял ее из виду, и она смотрела на меня, ничего не видя. Затем, неуверенным шагом, она двинулась назад к двери и медленно прошла в комнату, из которой мы только что вышли. Мы последовали за ней, все время наблюдая за ней и оставляя глину на столе. Мы уже вошли в комнату, когда, прислонившись к одной из половин двойной двери, она устремила свой взгляд на поднос с глиной, который был оставлен на столе. Медиум был в очень хорошем освещении: мы были отделены от нее расстоянием от шести до десяти футов, и мы отчетливо различали все детали. Вдруг Эвсапия резко протянула руку к глине, затем опустилась, издав стон. Мы стремительно бросились к столу и увидели рядом с отпечатком головы новый, очень выраженный отпечаток руки, который был получен таким образом под самым светом лампы и который напоминал руку Эвсапии. Я сам получал отпечатки головы дюжину раз, но всегда довольно плохие из-за качества глины, и часто ломались во время эксперимента.
Шевалье Кьяйя из Неаполя, который первым получил эти фантастические картины при посредничестве Эусапии, писал в этой связи графу де Роша следующее:
У меня есть отпечатки в глиняных ящиках весом от пятидесяти пяти до шестидесяти пяти фунтов. Я упоминаю вес, чтобы вы увидели невозможность поднять и перенести одной рукой такой тяжелый поднос, даже если предположить, что Эвзапия могла бы, не зная об этом, освободить одну из своих рук. Фактически, почти в каждом случае этот поднос, помещенный на стул в трех футах позади медиума , выдвигался вперед и очень осторожно ставился на стол, за которым мы сидели. Перемещение было сделано с такой аккуратностью, что люди, которые образовали цепь и крепко держали руки Эвзапии, не слышали ни малейшего шума, не ощущали ни малейшего шороха. О прибытии подноса на стол нас предупредили семь ударов, которые, согласно нашему обычному соглашению, Джон ударил в стену, чтобы сообщить нам, что мы можем включить свет. Я сделал это немедленно, повернув кран газового прибора, подвешенного над столом. (Мы так и не смогли полностью погасить его.) Затем мы обнаружили поднос на столе, а на глине – отпечаток, который, как мы предположили, должен был быть сделан до его переноса, когда он находился позади Эвзапии, в шкафу, где Иоанн обычно материализуется и проявляет себя.