Таинственный герцог
Шрифт:
— Спасибо вам. Я уверена, что все получится.
— Получится, потому что это мой долг перед вами, миледи. — Он поднес ее руку к губам и поцеловал пальцы. — Я пришлю кого-нибудь наверх с ужином и водой для умывания.
Когда Торн вышел, Белла осознала, что он предложил ей готовиться ко сну.
Расчесав волосы, она заплела их в косу, надела ночную рубашку и ночной чепец, а потом задернула драпировки кровати и забралась в постель.
Прошло не так много времени, и в спальню вошел Торн. Белла прислушивалась к звукам за драпировками,
Когда он осторожно придвинулся ближе, Белла повернула голову, чтобы взглянуть на него, и, увидев голые плечи — великолепные голые плечи без рубашки, — почувствовала, что во рту у нее пересохло.
Несмотря на полумрак, она разглядела татуировку — черного лебедя, которого помнила еще по «Компасу» в Дувре.
— Зачем это?
— Так делают моряки. Чтобы можно было опознать их тела, если они утонут.
— Не говорите так.
— Такова правда жизни на море. Вы позволите?
Он взялся пальцами за бант, которым был завязан чепец под подбородком.
— Да, — сглотнув, ответила Белла, не зная точно, что разрешает.
Она откровенно разглядывала его, потому что в мерцающем свете покачивающейся свечи его мускулистая грудь казалась ей непохожей на ту, которую она видела в «Компасе». Но, несмотря ни на что, Торн был прекрасен.
— Если я сделаю вам больно, велите мне остановиться.
— Не могу представить, что вы сделаете мне больно.
— А я могу. Но вам потом понравится.
— Это бессмыслица, — засмеялась Белла.
— Посмотрим, — улыбнулся Торн.
Он обнажил ее тело до самых, бедер. Она скользнула руками к его спине и погладила его так, как он гладил ее.
Ей показалось, что он замурлыкал, прежде чем опустить губы к ее груди.
Потеряв способность думать, Белла провалилась в темную, обжигающую страсть. Она ненасытно требовала большего, большего во всех смыслах. Она поцеловала его грудь, потом черную татуировку, потом провела ногтями по его коже. Она играла с его телом, и Торн позволял ей это, слегка касаясь ее, наполняя новыми ощущениями и разжигая желание.
А затем наступил момент, когда и одеяла, и все одежды были отброшены в сторону. В комнате было прохладно, потому что огонь едва теплился, но им было достаточно собственного жара.
Белла проснулась, когда прозвонили часы — пять раз.
Было еще темно, и она, все еще прижимаясь к его восхитительному нагому телу, думала обо всех женщинах, которым, очевидно, была неведома эта симфония удовольствия. Вероятно, ей следует написать книгу — для жен или для мужей?
— Какие мысли? — пробормотал Торн, погладив ее умелой рукой.
— Только об удовольствии.
— Вы очень отзывчивы.
Повернув ее, он снова принялся ласкать ее труди; они были чувствительными, почти болезненными, но он, очевидно, это понимал, и его прикосновения были легкими как перышко.
— О-о. А все мужчины столь искусны
— Нет.
— Почему нет?
— До чего интересный разговор вы затеяли, моя очаровательная Белла, — хмыкнул Торн. — Это все равно что спросить, почему не все повара вкусно готовят.
— Дело тренировки? — неуверенно спросила Белла.
— И возможно, прирожденного таланта.
— Мне следовало ожидать от вас именно такого ответа.
Повернувшись, она увидела, что Торн улыбается.
— Талант и упорная тренировка.
Белла не успела задать мучивший ее вопрос, потому что ее заставил замолчать его поцелуй, исполненный с таким талантом, которому она не могла сопротивляться.
Глава 21
Проснувшись поздно и с трудом, Белла повернулась и посмотрела на Торна, прекрасного в безмятежном сне. Если бы только это была брачная ночь, навеки соединившая их вместе!
Но как можно заниматься такими вещами и после этого расстаться? Однако Торн, возможно, смотрел на это по-другому, и Белла полностью отдавала себе отчет в том, что он не лишил ее девственности.
Она встала, быстро оделась и вышла в гостиную, чтобы найти спасение в шитье. Однако когда Торн вышел из спальни, она почти затряслась при виде его — от воспоминаний, от вновь вернувшихся ощущений…
Он улыбнулся и поцеловал ее, но это был легкий поцелуй — вероятно, так правильнее.
— Будет трудно дождаться, — сказала Белла, сама не понимая, к чему это относится, а Торн улыбнулся, но она не поняла, что стоит за его улыбкой.
После завтрака Белла принялась беспокойно расхаживать по гостиной, но внезапно остановилась и повернулась к Торну.
— Я хочу присутствовать на суде.
— А это разумно? — спросил он, допивая чай.
— Не знаю, но я хочу увидеть Огастуса и напомнить себе, какой он омерзительный.
— Не думаю, что он узнает вас, — отозвался Торн, пристально всматриваясь в нее, — но все же зачешите волосы парика вперед и пониже надвиньте шляпу с полями. И не забудьте очки.
Это была та самая комната, в которой позже будут обедать судьи, поэтому, войдя, Белла быстро взглянула на окна — большие. Превосходно.
Потом она посмотрела в дальний конец комнаты, где трое судей решали судьбу обвиняемого. Сквайр Тороугуд, еще толще, чем прежде, сидел в центре и презрительно улыбался, справа от него со скучающим видом сидел модно одетый мужчина, которому еще не было сорока — должно быть, сэр Ньюли Додд, — а слева — Огастус.
С тех пор как она видела брата последний раз, он немного набрал вес, но, несмотря на округлившиеся щеки, все равно умудрялся выглядеть сдавленным высокомерием и неодобрением. Дело, по-видимому, касалось уничтожения имущества, то есть было серьезным. Молодой человек разозлился на землевладельца и разрушил несколько ограждений. Он пытался это отрицать, но дело казалось вполне очевидным.