Таинственный посох

Санин+ Евгений

Пусть тогда она еще была далеко от веры и Бога. Главное – Бог был близок к ней. И услышал ее. Даже без молитвы. И помог.

А потом, спустя многие годы, постепенно проторилась дорога в храм. Одна за другой выучились молитвы. Пришли воочию первые чудеса. И было настоящее церковное покаяние.

Но, впрочем, это уже совсем другая история…

Взрослые дети

Рассказал я однажды историю про Алевтину одной своей знакомой – Софии, работавшей за свечным ящиком в храме, где какое-то время был прихожанином. И оказалось вдруг, что история имела

совершенно неожиданное продолжение.

София вдруг широко распахнула глаза и изумленно воскликнула:

– Так ведь это же почти про меня! То есть совсем про меня. Только без этого чуда с письмом!

И рассказала мне следующее.

Когда-то у нее тоже было двое детей. Только мальчик и девочка. Теперь это уже совсем взрослые люди. Кстати, тоже прихожане этого храма. А тогда оба были чуть старше, чем у Алевтины. Мальчик ходил в четвертый класс, а девочка – в первый.

София тоже была далека от веры. И так же стремилась к совершенной свободе. А родители сдерживали ее изо всех сил. Но однажды, как ни старались, не смогли.

Желая освободиться от постоянной опеки, советов, наставлений и даже помощи, без которой ей, как она понимала, будет необычайно трудно, она решила поменять свою прекрасную, ухоженную, с видом на огромное синее озеро квартиру на однокомнатную в другом городе. В каком – не важно. Главное, чтобы подальше от родителей.

Как они ее уговаривали! Сначала призывали к здравому смыслу. Затем угрожали, что она может лишиться всяческой их поддержки. Под конец разве что на колени перед ней не вставали. Но она – ни в какую.

И не то что без благословения, но даже без разрешения родителей оформила тайком обмен. А пока они отдыхали, точнее, приходили в себя и набирались сил для предстоящих уговоров на даче, за полдня собрала вещи, загрузила их в контейнер. И уехала вместе с детьми.

Только уже с дороги телеграмму родителям дала. «Простите, мол, не обессудьте, но мы уже в пути!»

– Если бы я только тогда знала, – вздохнула и вздрогнула, припоминая то, что было дальше, София, – что, по родительскому благословению, Господь ведет по жизни даже взрослых детей. И нужно стоять на своем только в одном случае: если они, сами живя без веры, не дают жить с Богом другим. А так…

А так было вот что.

Город, в который она переехала, оказался одним из самых неблагополучных и даже опасных по экологической обстановке в стране. С виду – красавец. Огромный, современный, улица в нем – что площадь в другом городе.

А уж площадь – как целый райцентр! Ходить бы по такому – не нарадуешься. Да только много не находишься. Летом в городе – сорок, а то и все сорок пять градусов жары в тени. Но это еще полбеды. Беда в том, что прямо в полутора километрах за городом находились семь крупнейших в Европе химических заводов. Точнее, концернов. Связанных с изготовлением резины, шин, каучука. И когда ветер дул с их стороны, воздух наполнялся нестерпимым запахом гари, жженой резины и еще чем-то таким, отчего сразу перехватывало в горле. На продуваемых с силой, как в аэродинамической трубе, проспектах просто становилось нечем дышать. Некоторые с непривычки теряли сознание. И дома в такую жару нельзя было даже открыть форточку…

Хотя дом, вернее, квартира тоже вроде была ничего. Даже незаметно, что однокомнатная. Потому что

кухня в ней оказалась больше зала в ином доме.

Поначалу обрадованная София запланировала разделить ее надвое – благо в ней было два окна – и одну комнату сделать своей. А большую отдать детям. Но вскоре ей стало не до этих планов. Виной всему оказалась дорога сразу перед домом. Точнее – насыщенная до предела мчащимися на полной скорости автомобилями трасса с плохо отрегулированными переходами.

Вся беда была в том, что именно через нее пролегал единственный путь в школу.

А работу (без родителей как возможно было не устраиваться на нее?) София смогла найти только такую, что не всегда могла переводить через дорогу детей. У нее получалось только одно: или туда, или обратно.

Когда выпадало туда, то на работе она была как на иголках. Если обратно, то почти не спала всю ночь. Ведь наутро детям самим нужно было идти в школу через эту кошмарную дорогу. А по рассказам соседей она знала, сколько порой прямо на их глазах там погибло не только беспечных малышей, но и осторожных взрослых людей…

Словом, недолго продержались они в той квартире. И как только выпала возможность, поменяли ее на две комнаты в трехкомнатной квартире в другом районе, где между домом и школой был один тротуар, по которому ездили разве что велосипедисты.

И всё-то теперь было бы ничего, если бы не одно обстоятельство. Хозяйкой третьей комнаты (как старожил, считавшей себя полновластной владычицей всей квартиры) была окончательно спившаяся и безнадежно больная (цирроз печени) пожилая женщина.

По вечерам в коридоре и кухне появлялись грязные, давно не бритые личности. Они вваливались, наверное, из всех подворотен и подвалов города, и тогда начиналось такое, что София вынуждена была уводить детей в дальнюю комнату и плотно затыкать им уши ватой.

А потом наутро чрезвычайно брезгливая, приученная с детства родителями к идеальной чистоте в доме, она убирала битые во время скандалов бутылки, грязные банки из-под консервов и селедочные хвосты со своего стола на кухне, скоблила загаженные до полного безобразия раковины, ванну, унитаз…

Никакие хождения в милицию не помогали. Чем стражи порядка могли напугать страдавшего такой болезнью человека, к тому же инвалида первой группы? Ну разве что попугать немного специальным заведением, где она не увидит ни капли спиртного?

Иногда это помогало. Тогда два-три дня в квартире царили долгожданные тишина и порядок. А затем всё начиналось снова…

«Потерпите немного! – советовали, жалея Софию, соседки по этажу. – Ей уже совсем недолго осталось. Скоро умрет, и тогда – ведь у вас, к счастью, разнополые дети – вся квартира окажется вашей!»

Подслушав однажды такой разговор, хозяйка третьей комнаты подманила к себе скрюченным пальцем Софию и, словно змея, прошипела:

– Смерти моей дожидаеш-шься? Зря! Я так просто одна не уйду! Как только почувствую, что скоро конец, так и знай: открою ночью газ, дож-ждусь, чтобы его побольше вышло, да и чиркну спичкой. Мне-то ведь – ха-ха-ха! – терять уже нечего! Сделаю так, чтобы не то что ваши комнаты, но и полдома на улицу вышшибло! А то, может, и не дожидаясь конца, от боли, если укол не поставят вовремя, так с-сделаю! Какая разница: днем раньш-ше, днем позж-же!»