Таинственный труп
Шрифт:
Николя с улыбкой слушал Сартина.
— К счастью, сударь, сейчас вы не являетесь начальником полиции, иначе после такой обличительной речи мне бы оставалось только написать прошение об освобождении от обязанностей; однако должность я вряд ли бы отдал, ибо она принадлежит мне и дарована мне моим повелителем, покойным королем.
— Благодаря моей благосклонности, не забывайте об этом!
— Я ничего не забываю. Только тот заслуживает благодеяний, кто умеет быть признательным.
— Какая надменность! А помните,
— Сударь, своими словами вы рискуете навсегда освободить меня от обета верности, который принесла моя признательность. Оказывая на меня давление и обращаясь со мной как с врагом, вы можете свести мою признательность на нет.
Вперед выступил адмирал д’Арране.
— Сударь, оставьте этот ни к чему не ведущий спор, слова, что вы сказали друг другу…
Сартин гневно взмахнул рукой.
— …вы сами рано или поздно пожалеете о них. Позвольте старому офицеру заверить вас, что ваша компетентность не подвергается сомнению. Маркиз де Ранрей…
Адмирал сделал ударение на титуле.
— …в прошлом не раз доказывал, что его слова не расходятся с делом. Мне кажется, мы обязаны выслушать его. Наверняка у него имеются веские доводы. Узнав о провале дела, нам следовало немедленно посвятить его в детали, тем более что он начал расследовать гибель так называемого узника Фор-Левека. Думаю, мы могли бы рассказать ему кое-что интересное. По крайней мере давайте хотя бы выслушаем его. Ваш гений, сударь, всегда принимал сторону здравого смысла, а именно на нем основаны мои предложения.
Сартин невнятно выругался и махнул рукой комиссару.
— Сударь, отнюдь не любопытство побудило меня взяться за это дело. Случаю было угодно, чтобы побег произошел практически у меня на глазах, и, оказавшись на месте происшествия единственным представителем власти, я просто не мог поступить иначе. Когда же обнаружились многие мелкие детали этого дела, само собой попавшего в мои руки, я начал расследование и столкнулся со множеством фактов, которые вы упорно не желаете замечать.
Адмирал сдержал яростный порыв Сартина.
— Ваши слова, — обратился он к Николя, — говорят о том, что у вас имеется иное видение гибели нашего молодого часовщика.
— Да как это возможно? И почему в таком случае Ле Флок не сообщил мне о своих открытиях, тем более что вскоре после означенного события он виделся со мной?
— Сударь, быть может, я неправ, но ваше поведение нисколько не располагало к откровенности. Одалживают только богатым, а вы всегда все знаете. Я считал, что вы в курсе событий. Вы же меня ни о чем не спрашивали!
В эту минуту Николя почувствовал, что и Сартин, и д’Арране в самом деле не представляют истинной картины событий. Никто, помимо караульного сержанта, Сансона, Семакгюса и Бурдо, не знал, что же на самом деле случилось с Саулом Пейли, не знал, что ему готовили
— Позвольте, сударь, задать вам один вопрос.
— Он не… — начал Сартин.
— Какой? — прервал министра д’Арране.
— Почему похитили художника Лавале и устроили погром в его мастерской?
— Нам сообщили, что в городе появились портреты Пейли и что ищут свидетелей. Вы упростили нашим осведомителям задачу и добрались до Лавале. Успокойтесь, он в надежном месте.
— Этот его не касается, — бросил Сартин.
— Касается, и еще как! Сударь, потрудитесь поставить себя на мое место, дабы здраво судить о моем поведении. Иначе ваши рассуждения уходят в пустоту. Мне кажется, лучше признаться в неведении, чем делать вид, что тебе известно то, чего ты не знаешь.
— И чего же, по-вашему, мы не знаем?
— От вас ускользает главное, то, что стало причиной неподготовленных заранее действий. Как вы считаете, как погиб Пейли? Вы говорите, что он не удержался и сорвался. Сорвался, совершая заранее подготовленный побег? Никакого следствия по проверке фактов, ничего. Предположим, что веревка перетерлась о камень…
— Да, именно веревка, нам это известно, — нетерпеливо проговорил Сартин.
— Это была не веревка, сударь.
— Как не веревка, вы же сами…
— Завершаю свои слова. Это не веревка перетерлась о камень, а связанные друг с другом простыни. Видите, на вашем уровне мелочи от вас ускользают.
Адмирал воздел руки к небу, словно желая успокоить министра, наливавшегося гневом.
— Кто дал ему эти простыни? — продолжал Николя. — Резонно предположить, что это люди, отвечавшие за подготовку и организацию побега. Узник сидел в платной камере, ему приносили лакомства из города. Так вот, как подтвердили знатоки, простыни обработали кислотой, в результате чего они стали значительно менее прочными. Вес тела, длительное натяжение, и веревка из простыней рвется, а ваш человек падает в пустоту, дабы разбиться о каменную мостовую. Однако и тут от вас ускользнула одна подробность: он упал, но не разбился, ибо, как показал осмотр тела, повреждения, полученные им при падении, были не смертельны. Орудием смерти стала окованная железом трость: удар нанесли прямо в шею!
— Что ж, хорошо, что вы это знаете. Однако не идет ли речь о тех злополучных похоронных манипуляциях, которыми вы развлекаетесь вот уже много лет?
— Сударь, то, что вы называете манипуляциями, в наш просвещенный век торит дорогу прогрессу в области следствия по уголовным делам. Методы, которые в Вене применяют уже несколько лет, нередко помогали мне раскрывать дела, порученные вами.
— Хорошо. Готов согласиться, что в ваших словах присутствует доля истины. Однако вы задержали офицера короля, и я велю вам немедленно вернуть его мне.