Таинственный труп
Шрифт:
— Над лейтенантом Эмманюэлем де Риву нависли серьезные подозрения. Собранные улики требуют содержать его в секретной камере до дальнейших распоряжений.
— Сударь, как вы смеете! Вы забываетесь! Знайте, что даже если Риву и виновен, чего, конечно, Господь не допустит, он не находится в вашей юрисдикции. Адмирал, напомните ему устав.
— На флоте правосудие осуществляет его величество при посредничестве государственного секретаря, министра морского флота и заморских колоний. Если преступление совершено на королевской службе, виновный поступает в распоряжение отдельного военно-морского суда. Если
— Вы только что сказали, что его величество вправе осуществлять свое прямое правосудие?
— Можно сказать и так.
— Прекрасно! Так вот, у меня есть право вести это дело сообразно собственному разумению, право брать под стражу любого, равно как и назначать любую процедуру, необходимую для раскрытия преступления.
— Да он с ума сошел! Самонадеянность ударила ему в голову. Он же готовый пациент для Бисетра!
Не говоря ни слова, Николя вытащил подписанное королем письмо и протянул его адмиралу.
— Что это еще такое? — бросил Сартин, нещадно теребивший локоны своего длинного парика.
— Судя по этому документу, маркиз де Ранрей получил неограниченные полномочия, а чтобы эти полномочия не оставались только на словах, к документу приложено несколько незаполненных бланков.
— Как вы посмели? — воскликнул Сартин.
— Сударь, я всего лишь подчинился приказу начальника полиции, который и вручил мне приказ короля.
— Как! Ленуар в курсе и, быть может, даже…
Он на секунду задумался.
— Господин Ле Флок, немедленно верните мне Риву.
— Я в отчаянии, что не могу исполнить вашу просьбу. Но я от имени короля требую вас немедленно освободить господина Лавале и передать его мне.
Побагровевший Сартин резко повернулся и, оттолкнув Триборта, внесшего поднос с ромом, напитком, никогда не переводившимся в доме д’Арране, выскочил из гостиной.
Вздохнув, адмирал взял стакан и большими глотками опустошил его. Затем протянул стакан Николя.
— Боже, что за человек! Да, его работа не всегда легка. Он еще вернется. Временами быть министром особенно трудно. Мы часто гневаемся из-за собственного бессилия… Драма такой личности, как он, состоит в том, что у него есть воля, но нет прав. И все же мы ему признательны за то, что, несмотря на сопротивление генерального контролера финансов и всех, кто отказывает ему в средствах, он продолжает делать попытки развивать морской флот.
— Следовательская кухня его всегда утомляла, он стремился одним прыжком достичь результата. Не соглашаться с ним зачастую означает помочь ему.
Д’Арране налил себе очередной стакан рома и столь же жадно опустошил его.
— Конечно, но разве можно себе представить, чтобы человек, слывущий в обществе честным, кротким и обязательным, чью скромность хвалят все, кого берут за образец немногословия, кто всегда в курсе всего, а если и не в курсе, то по виду его вы об этом никогда не догадаетесь, — как может такой человек в ближнем своем окружении вести себя так высокомерно, грубо и противоречиво, что и в городе, и при дворе ему мог бы позавидовать сам председатель Сожак.
— Набросанный вами сейчас портрет я нарисовал уже много лет назад. В глубине души я уверен, что он по-прежнему меня любит, но никак не может поверить,
— Он служит Франции и королю с не меньшим рвением, чем вы, поэтому ему прощают все его выходки. Почитайте его проект развития морского флота. Он понял, что в войне, которая может начаться со дня на день, королевство, если оно хочет дать достойный отпор англичанам, должно иметь обновленный и мощный флот. Для этого, разумеется, требуется золото, и это преступление — отказывать ему в нем! Тюрго не переносил его, теперь он не перестает слать записки Неккеру.
— А Лавале?
— Не волнуйтесь. Он под моим покровительством, в укромном месте, где ему созданы все условия для приятной жизни. Как только буря пройдет, ему вернут свободу и предоставят средства для восстановления жилища. Еще одно, гм… деликатное дело. Вы встречались с Антуанеттой Годле. Я вас об этом не спрашиваю, ибо ответ мне известен. Она мать вашего сына.
— С вами, сударь, я готов поделиться своими подозрениями: мне кажется, она работает на лорда Эшбьюри, начальника английской разведки.
— От вашей проницательности ничто не ускользает. Я подтверждаю, что она, действительно, имеет дело с этим субъектом: она передает ему кое-какие сведения.
Растерянный вид Николя изумил адмирала.
— Я знаю, истина не всегда приятна, но успокойтесь, госпожа Годле действует в интересах секретной службы короля. Она двойной агент. Она работает на нас и сообщает нам все, что слышит у себя в магазине. Благодаря ей мы несколько раз сумели обезвредить опасные замыслы противника, и мы уважаем ее за это. Ее сердце принадлежит Франции.
— Но как она могла решиться?
— Министр сообразил, что можно повлиять на даму, состоявшую в связи…
Адмирал вздохнул.
— …с ее прошлым. Заботясь о вас и о сыне, она тотчас согласилась.
— Это возмутительно со стороны Сартина! Если бы с Антуанеттой случилось несчастье, я бы ему не простил, — тихо произнес Николя, словно разговаривал сам с собой.
— Чтобы доказать вам свое доверие, я расскажу вам, какую роль ей предназначили. Она прочитывает английские газеты, где печатают статьи о постройке новых кораблей, об их перемещении, а также списки назначенных на офицерские должности. На каждый корабль заведена своя карточка, где указаны год его постройки, плавания, сражения, повреждения и починки, репутация, имена командиров и сведения о команде. Коробки с такими карточками хранятся в министерстве. Сообщения, спрятанные в брикетах с углем, грузовые суда привозят в Булонь и Кале, где их забирают наши военно-морские комиссары и эстафетой отправляют в Париж, где каждый понедельник Тьерри, первый служитель королевской опочивальни, приносит королю отчет, составленный на основании полученных сведений. Таким образом, благодаря госпоже Годле король всегда в курсе состояния и перемещений английского флота! [67]
67
Такая система ведения наблюдений, придуманная и реализованная еще при Людовике XV отцом госпожи Кампан, была продолжена при первом консуле.