Таинственный труп
Шрифт:
— Еще бы! — тихо вздохнул Мерси. — И в первую очередь у твоего племянника!
— Господин Амло, — проговорил король, выразительно поглаживая переплет книги, — прикажите немедленно арестовать вышеозначенную даму и поместить ее в секретную камеру в Сент-Пелажи. [71] Потом мы вас известим. Господина Каюэ де Вилле отправьте в Бастилию и держите там до тех пор, пока не прояснится его роль в этом деле или не будут предъявлены доказательства его непричастности. И, прошу вас, никакого шума. Да будет так.
71
Сент-Пелажи — женская тюрьма, куда
Все направились к выходу; король знаком задержал Верженна, Сартина и Николя.
— До меня дошел слух, что некий ценный предмет, принадлежащий королю Пруссии, был подарен королеве моей теткой Аделаидой. Я хочу знать правду. Ранрей, вы распутали этот клубок?
— Все началось с того, что герцог д’Эгийон представил Бальбастру, обучающему ее величество игре на клавесине, прусского кавалера фон Иссена.
— Герцог д’Эгийон! — вздрогнул король.
— Означенный прусский дворянин рассказал о вещице Бальбастру, а тот предложил ее Мадам Аделаиде, которая как раз подыскивала подарок для королевы. На мой взгляд, самое странное в этом деле заключается в том, что авантюристка Вилле пыталась ввести в заблуждение Розу Бертен, модистку королевы, предложив ей поучаствовать в афере. Бертен, устав от ее хитростей, вежливо выпроводила ее за дверь. Это также… О, фон Иссен… вспомнил, при каких обстоятельствах я слышал это имя! Список иностранцев…
Все с изумлением уставились на Николя, стремительно листавшего страницы своей черной записной книжечки.
— Но мы знаем, о ком идет речь, — произнес Верженн, — о прусском агенте. Все говорит за эту версию.
— Тогда скажите мне, — ответил Николя, — какие у него могут быть дела с английскими агентами?
И, кончив листать, он прочел:
— …31 января. Господин Келли, иначе лорд Эшбьюри, глава английской разведки, встретился с прибывшим из Берлина кавалером фон Иссеном, подданным короля Фридриха.
— И что это значит? — спросил король.
— Что господин де Ранрей, — ответил Сартин, — прошедший хорошую школу, раскопал весьма животрепещущий факт, сир, а именно сговор между нашими противниками.
— Но почему флейту решили подарить именно королеве?
— Сир, — ответил Верженн, — Европа замерла в ожидании нашего решения относительно помощи американцам. Поддерживая вашу любовь к миру, все хотят знать, сколь долго мы будем размышлять, а каждый в отдельности хочет узнать первым, готовы ли мы сей мир нарушить. У Англии и Пруссии общие интересы. Оба заинтересованы в скандале, порочащем корону, ибо такой скандал наносит ущерб не только нашему королевству, но и рикошетом бьет по нашему союзнику Австрии. Видите, сколь сложную игру они затеяли. Предположим, что один из агентов английской разведки украл из Сан-Суси бесценную флейту, принадлежащую королю Фридриху. В Париже английские и прусские разведывательные службы сговариваются. Обходительность д’Эгийона… Попытки сбыть флейту через мошенницу Вилле и Розу Бертен провалились. Появляется Бальбастр, вполне подходящий для этой роли, а невинная простота Мадам Аделаиды довершает остальное. Ловушка расставлена и захлопнулась. При дворе ничего нельзя удержать в секрете: новость тотчас разносится по гостиным. Барон Гольц, дипломатический представитель его прусского величества в Париже, получает описание флейты, а об остальном узнает из слухов. Он открыто проявляет недовольство. Скандал вот-вот разразится. Ее величество оказывается замешанной в историю со скупкой краденого.
— А король Фридрих знает об этом? — спросил монарх.
— Скорее всего, нет. Такого рода дела проделывают в полнейшей тайне, и подробности не достигают ушей государей. Значение имеет только конечный результат.
— Да, — согласился король, бросив взор на Сартина, — мне кажется, это обычная практика, а потому,
— Как бы там ни было, надо отражать удар. Но прежде скажите, где сейчас яблоко раздора?
— В наших руках, в надежном месте.
— Отлично, — с облегчением выдохнул Верженн. — Я приму барона Гольца и разыграю полнейшее удивление и непонимание; притворяться глупцом всегда так приятно! Я подробно, во всех мелочах распишу ему флейту, выбранную для подарка Мадам Аделаидой, и даже прикажу принести ее, чего он, разумеется, не допустит, ибо та флейта, о которой я стану рассказывать, нисколько не похожа на ту, которую он считает украденной. О, так она из слоновой кости? Вы говорите, из кости нарвала? Нет, нет, из кости слона. Трость? Скорее уж скипетр царька Анголы, привезенный каким-нибудь португальским купцом. А чтобы никому мало не показалось, мы намекнем, что представитель его прусского величества стал жертвой махинаторов, желающих вырыть ров между Версалем и Потсдамом…
Видя, как невозмутимый Верженн мимикой изображает разговор с Гольцем, король расхохотался.
— …возможно, он нам не поверит, но он попадет в положение, когда лучше тайно проиграть, нежели прослыть дураком. Только потом придется сделать так, чтобы сей предмет так или иначе вновь занял свое место в кабинете редкостей короля Пруссии. То, что сумел сделать агент иностранной разведки, сможет сделать и наш агент!
— Никто, — поспешно вставил Сартин, — не выполнит столь деликатную миссию лучше, чем Ранрей, сумевший раскопать подоплеку этого дела.
— Сударь, — ответил Николя, — я всегда к услугам его величества, но прежде мне надо уладить еще одно дело.
Сартин намеревался возразить, но король прервал его.
— Боги имеют разные мнения…Мы желаем, чтобы Ранрей пролил нам свет на события, о которых я беседовал с нашим начальником полиции и о которых вам, Сартин, следовало бы узнать первому; как только Ранрей будет в состоянии это сделать, он изложит все вам и господину Ленуару. А после посвятит себя этой злосчастной истории с флейтой.
И, в третий раз открыв книгу, он опустил глаза и более их не поднимал. Совещание завершилось. Как обычно, Верженн удалился стремительно, ни с кем не попрощавшись. Сартин, который, похоже, с трудом сдерживал возмущение, при выходе из зала опередил Николя.
— Наш с вами разговор еще не окончен, — бросил он, не оборачиваясь.
Николя кивнул.
— Я в вашем распоряжении, сударь. Ваш слуга, покорный и почтительный.
Глава XI
ТЕАТР ТЕНЕЙ
По дороге в Париж, забившись по привычке в угол фиакра, Николя размышлял. Он все еще пребывал под впечатлением военного совета, состоявшегося у короля. Какой путь пройден с той поры, когда он со своими ровесниками, сорванцами в деревянных башмаках, играл в суле на илистых берегах Вилена между Треигье и Пенестеном! Скромный от природы, он даже содрогнулся от сознания, что отныне своим привилегированным положением он обязан только себе, и никому иному; он перестал быть тенью, отбрасываемой то одним, то другим титулованным придворным. Думая о том, что нить, связывавшая его с Сартином, оборвалась, ему становилось горько. Собственно, это должно было случиться уже давно, но он не хотел смотреть правде в глаза, откладывая на потом выводы, которые ему очень не хотелось делать. Смерть покойного короля стала первым предвестником разрыва, в то время еще ловко маскируемого. Конец предыдущего царствования совпал для него с окончанием молодости. Неумолимое время разрушало его оборону, но теперь он стал зрелым мужчиной, и его тень вернулась к нему.