Таинственный возлюбленный
Шрифт:
Королева, разумеется, не могла не вознаградить себя за пропущенный праздник в Сан Исидро, и спустя неделю устроила так называемое интимное чаепитие, где собирались только высшие люди королевства, а для развлечения приглашались какие-нибудь экзотические личности, вроде известных тореро или художников.
— Мы с вами непременно туда поедем, — предложила Клаудии герцогиня Осунская, — только там, моя милая мадмуазель, можно увидеть всю эту мразь в ее полном великолепии. Я могу брать с собой кого угодно.
— Но ваши чаепития гораздо интересней, — улыбнулась Клаудиа. — А если уж вы хотите пополнить мои придворные познания, то я лучше посмотрела бы какой-нибудь военный парад… или турнир.
— Какая любовь к военным! — расхохоталась герцогиня. — Впрочем, все это от вас и так не уйдет. А сейчас мы все-таки поедем на
Мария Луиза сидела за накрытым чайным столом, и ее увядшее лицо неожиданно сияло красками молодости, подкрепленными сверканием бриллиантов на груди и особенно крупной алмазной розой в парике. Сегодня гарниром служили эскизы фресок придворного художника Гойи, изображавшие прекрасных нимф в полупрозрачных одеяниях. Гости с видом знатоков обсуждали пластику и позы, и только герцогиня рассеянно отщипывала прозрачными пальцами нугу. Клаудиа же с интересом рассматривала изображения на картонках, но полуприкрытые глаза нимф и их покорные позы снова и снова вызывали перед ее внутренним взором того, кого она даже не успела как следует рассмотреть. Кроме мускулистых ног и бархата щек, она, увы, не помнила ничего.
Скоро все откровенно заскучали, но оживление королевы не проходило, и она попросила маркиза Пипаона сесть за спинет. Тот, пожав плечами, исполнил приказание и заиграл нечто тоскливое. По гостиной поплыли, рыдая и плача, куплеты кантарес:
Подруга моя, подруга, Какая злая тоска Воды касаться губами И не отпить ни глотка!И под эти молящие стоны никто не заметил, как тихо раздвинулись синие портьеры у противоположной центральному входу двери и как ярко при этом вспыхнуло лицо королевы. Только Клаудиа, которой все здесь было в новинку, невольно проследила за метнувшимися глазами Марии Луизы и… девушка застыла, едва успев прикусить губу. Полуприкрытый портьерой, у дверей стоял тот самый недавний гвардеец. Клаудиа узнала его не по костюму — сейчас на нем был придворный темно-зеленый мундир и белые чулки вместо ботфорт, и не по внешности — природные волосы скрывал напудренный парик, а по тому ощущению, которое вновь охватило ее тело. Она быстро отвернулась, но уже последним взором скорее ощутила, чем увидела, что глаза незнакомца весело сверкнули, также узнав ее.
Неслышно выйдя из-за портьеры и сделав несколько шагов, новоприбывший неожиданно подкрепил томящую мелодию полнозвучным и страстным голосом, от которого даже эта тоскливая песня мгновенно обрела какую-то могучую живительную силу:
Будь моя грудь стеклянной, Видела б ты сама, Как мое сердце кровью Плачет, сходя с ума.Все резко обернулись, и мужчина, ничуть не смутясь, а, наоборот, демонстрируя явное превосходство своих голосовых данных, запел дальше. Он откровенно смотрел в сторону королевы, но, неспешно передвигаясь по гостиной, оказался наконец прямо за спинкой стула Клаудии. И она, боясь повернуться и даже вздохнуть, вся так и запылала жаром, шедшим, казалось, прямо от этого низкого бархатного голоса:
Плачьте, глаза мои, плачьте, Это не ваша вина; Кто из-за женщины плачет, Тем и слеза не стыдна [75] .Сияя от удовольствия, Мария Луиза дослушала кантарес и неожиданно встала как раз в ту минуту, когда подали вторую перемену сластей.
— Прошу прощения, но я вынуждена вас покинуть, — сладким голосом произнесла она. — Союзники приносят нам столько хлопот. Донья Реститута, — довольно громко приказала она пожилой обер-гофмейстерине, — передайте, пожалуйста, генералиссимусу Годою мою просьбу срочно явиться ко мне на аудиенцию в кабинет.
75
Перевод Н. Ванханен.
Однако Мануэль не спешил никого и никуда сопровождать, а так и продолжал стоять, опираясь на спинку стула Клаудии и обмениваясь легкими репликами с остальными дамами и гостями. Клаудиа сидела ни жива ни мертва. Так вот он какой на самом деле — этот дон Мануэль Годой, королевский гвардеец, герцог Алькудия, Князь мира, любовник испанской королевы! Впрочем, разве не таким и представлялся он в ее детских мечтах: высокий, смелый, горячий?.. Неужели воображение не обмануло ее? И неужели она ему небезразлична? Девушка смешалась, снова залившись краской, но тайный ток, продолжавший бежать меж нею и стоявшим за ее спиной мужчиной, говорил именно об этом и не мог обманывать. Клаудиа уже давно научилась ощущать ту горячую волну чувства, которая всегда шла от Педро, но впервые в жизни эта волна подняла ответный вал.
— Дон Мануэль, Их Католическое Величество королева Мария Луиза ждет вас в кабинете, — механически отчеканила обер-гофмейстерина, и лицо ее едва ли не искривилось от столь вопиющего нарушения этикета.
Мануэль беспечно махнул рукой.
— Дела с союзниками решаются не в кабинете Ее Величества, а на полях Италии. Ах, ваше сиятельство, — неожиданно обратился он к герцогине Осунской, — что же вы не представите мне вашу новую протеже? Насколько я слышал, она — француженка.
— Сеньора, моя протеже, действительно француженка, — ледяным тоном ответила герцогиня, не повернув головы, и поднялась. — До Аламеды далеко, донья Женевьева.
— В таком случае позвольте на прощание хотя бы развеселить вас, — ничуть не смутился герцог Алькудиа. — Я, кажется, сегодня в голосе. — И не обращая больше ни на что внимания, он взял у одного из музыкантов гитару. На сей раз он запел шутливую сегидилью, и Клаудиа невольно задержалась, слушая дерзкие простые слова:
Молил меня военный, Ломая руки: — Ах, если не полюбишь, Умру от муки. Поверь мужчине! Любить не полюбила, А жив поныне [76] .76
Перевод Н. Ванханен.
При этом величественный герцог прошелся по зале, легко выделывая сложные па и даже выдав несколько особо изощренных коленец. Все присутствующие были невероятно поражены и радостно хлопали в ладоши, только Осуна, без всякого восхищения смотревшая на ловкого танцора, молча взяла застывшую Клаудиу за руку и едва не насильно вывела девушку из покоев королевы.
— Паяц! — бросила она уже на лестнице. — Несчастная страна, несчастный народ!
В полутьме кареты она села рядом с Клаудией.
— Что, хорош?
— О ком вы, донья Мария Хосефа?
— Не надо притворяться, вам это не идет. Я просто хотела рассказать вам о том, что уже, вероятно, сейчас происходит во дворце. Наш певец заходит в кабинет королевы, бросает на пол шпагу и камзол и с облегчением разваливается в кресле. Ее Величество тут же начинает мурлыкать, вытаскивает из прически ту самую алмазную розу, которую ты только что видела, и прицеливается ею. Он только улыбается. Тогда она срывает с него пудреный парик, взъерошивает волосы и, словно камеристка, спрашивает какую-нибудь пошлость, вроде: «Ну, как я тебе сегодня нравлюсь?» Он снова молчит. Тогда она садится к нему на колени, при этом сунув розу в карман его жилетки. И тогда… — Но тут герцогиня вдруг замолчала и только через несколько мгновений продолжила: — Поверьте, я рассказываю вам это только для того, чтобы вы не обманывались на его счет: этими своими ясными глазами и кажущейся простотой он свел с ума не одну головку.