Так могло быть
Шрифт:
– Не нужно ничего делать. Я тебя уже простила. Но с болью ушла и любовь. Извини меня, Андрей, но я больше не люблю тебя.
– Соня, мне плохо без тебя. Ты хоть слышишь меня? Я люблю тебя и любил всегда, – Андрей взял ее за руку и с мольбой заглянул в глаза.
– И тогда тоже? – с улыбкой тихо спросила Соня.
Она вдруг почувствовала, как снова накатила волна обиды и горечи. Ведь только сейчас она ничего не чувствовала к Андрею, и вот опять… Соня убрала руку за спину и отступила на шаг назад. Андрей вздохнул, развел руками и, не оглядываясь, направился к машине.
– Чего этот придурок орал? Уехал?
– Уехал. И он не придурок.
– Ну, допустим, это так. Ты в порядке?
– Нор-маль-но. Зови Таню, будем мыть посуду и накрывать чай.
– Зачем? Мы только из-за стола.
– Ну, пока мы помоем эту кучу посуды, а мыть ее мы будем не спеша, поговорим о том, о сем, и вечер настанет. А там нужно будет заварить чай в большом чайнике и сварить кофе…
– …в большом кофейнике, – весело продолжил Володя.
– Ты же сам все понимаешь. У нас еще должен быть…
– …большой пирог, и не один, – подмигнув Соне, радостно проговорил Володя.
– Ты откуда знаешь? Кто тебе сказал? – весело спросила Соня.
– Валюша сказала сейчас. Они уже с мамой пошли на старую дачу их выпекать.
– А какие пироги? – вся в предвкушении, допытывалась сестра.
– Сладкий и твой любимый, лимонный.
– Ах, Володенька, как хорошо жить! Сейчас на нашей даче тишь, гладь и божья благодать и, заметь, с роскошными пирогами. А затем – сюрприз! – она похлопала его по плечу. – Мужайся, брат. В нашем женском полку будет пополнение, следовательно, будет больше пирогов. Предупреди, пожалуйста, Танюшу, чтобы ее будущая жизнь не показалась ей особенно сладкой.
– То-то я смотрю, ты от плиты не отходишь. Ладно, идите и заступайте на вахту мытья посуды, женский полк, – ухмыльнувшись, Володя направился к старой даче, затем обернулся и предложил: – А может, в посудомоечную машину ее запихнуть? Так быстрее будет.
– Пойди маме предложи, а я на тебя погляжу и послушаю.
– О нет, любимая сестра. У меня много недостатков, но я не совсем идиот. Считай, что это было моим советом. А тебе решать, следовать ему или проигнорировать.
Мамин любимый фарфор и хрусталь отмывали очень долго, что неудивительно. На помощь пришел Володя, и процесс вообще остановился. Прогнав его, они, наконец, закончили с посудой. Все блестело и сверкало.
Вечер был тихим и теплым. Закутавшись в пледы, Соня и Таня уселись на ступеньке крыльца, и Соня тихонько затянула песню, которую она любила петь в детстве с Леной, сидя на крылечке старой дачи:
«Вечер тихой песнею над рекой плывет, дальними зарницами светится завод, где-то поезд катится точками огня, где-то под рябинушкой парни ждут меня».
Татьяна наклонила голову к плечу Сони и запела вместе с ней чистым, звонким голосом:
– Ой, рябина кудрявая, белые цветы, ой, рябина, рябинушка, что взгрустнула ты.
У Тани оказался очень приятный голос, и пела она явно с удовольствием. «Неужели она знает эту песню, – подумала Соня, – и поет ее не фальшивя». У них получился отличный
– Эх, жаль, что у меня нет гармошки, а то бы я вам подыграл.
И в этот момент из комнаты донеслись звуки мелодии песни, исполняемой бабушкой на рояле. Соня с Таней захлопали в ладоши.
– Кто-то только сетует, а кто-то делает, – изрекла Соня, состроив умилительную рожицу.
Володя, соглашаясь, поднял руки вверх.
– Удивительное дело. Когда я прихожу в бюро, я чувствую себя личностью. Я осознаю, что от моей квалификации и знаний зависит работа всего бюро. Ко мне обращаются с вопросами коллеги по цеху, их интересует моя работа и мое мнение по разным проектам, я даю указания своим сотрудникам и слежу за их выполнением. Но как только я появляюсь на даче, моя самооценка падает ниже плинтуса. Не говоря уже о том, что я у бабули прохожу под вывеской «оболтус». И должен отметить, что это еще не самое уничижительное, а скорее это даже похвала, потому что сам я чувствую себя тупицей. Соня, почему? Может здесь атмосфера особенная?
– Наверное, потому что там ты берешь карандаш и начинаешь уверенно творить, а здесь ты сетуешь, что у тебя нет гармошки…
– …а вам хочется петь, и вы поете, – перебил ее Володя.
– Именно.
– Сонь, – улыбаясь, спросил Володя, – и сколько таких песен о деревьях ты знаешь?
Это явно была шутка, но Соня проигнорировала этот момент и серьезно ответила:
– Много.
– Понятно, – Володя был озадачен настроением сестры. – А главное, очень убедительно. Интересно, а Интернет тоже дает такой ответ?
– Вот и спрашивай свой Интернет, – съязвила Соня.
Таня поняла, что Володя так просто не оставит сестру в покое. Соня сама подставилась и теперь получит сполна.
– Ну нет, – обиженно проговорил Володя. – Нашей дружной компании интернет сейчас не нужен. Он чопорный и скучный. Умники меня всегда раздражали. В нем нет души, и ему не понять, что моя душа требует живого общения, ласки и ехидства моей любимой сестры. Да он просто четвертый лишний на этом празднике жизни. Да, дорогая? – и он поцеловал Таню в голову, а та в ответ радостно кивнула, предвкушая интересный диалог.
– Танюш, ракита – куст или дерево?
Таня не успела открыть рот, как Соня бросилась в бой:
– Если бы ты пел в школьном хоре, то знал бы детскую песенку «Наш край».
– А почему ты решила, что я ее не знаю? Я ее прекрасно знаю, потому что одним летом ты постоянно ее горланила и доводила меня до бешенства, но я был образцовым братом и терпел такое издевательство. Даже когда я засыпал, она у меня в ушах звучала.
Соня закатила глаза и выразительно фыркнула.
– Вот видишь? Она принесла тебе пользу, став в то лето твоей колыбельной песенкой. Однако текст так и не запомнил, а если бы знал его, то не стал бы задавать дурацкие вопросы.