Так произошло
Шрифт:
Но это точно не был Джонатан Гудман.
В какой-то момент… Сколько лет назад это было? Пять, шесть?
В какой-то момент Джонатан перестал бояться того, что он увидит однажды в зеркале. Он…
Смирился с этим.
Да, правильнее всего было сказать то, что Джонатан Гудман смирился с этим. Да, он все еще был Джонатаном Гудманом — тем самым парнем, что однажды, так давно, что это казалось сейчас ему событиями прошлой жизни, отправился из… Из…
Лондон.
Точно, Лондон.
А теперь он здесь. В другом мире, в других условиях, с другими людьми и на другой позиции. Могущественный король, влиятельный политик, чудотворец и десятки, сотни других имен…
Человек адаптируется ко всему, не так ли?
Первое время, когда он только оказался в этом мире — конечно же он хотел выбраться. Там, на далекой оставленной Земле у него было все. Друзья, воспоминания, учеба, орден, будущее — все, вплоть до самой последней книги, что он оставил с закладкой на последних страницах, намереваясь дочитать ее после того, как он вернется из путешествия по Умбре…
О чем была эта книга?
А как я сейчас об этом вспомню?
Джонатан перестал думать о своем прошлом мире, о возвращении туда, о старых знакомых и целях…
Лет пять как?
Но это не было каким-то однодневным решением. Джонатан не решил в один день остаться в этом мире навечно. Нет, это было постепенно — сперва он отвлекался на Синдер, потом у него появилась Нио, затем он был возвеличен королем Гленн — в полной мере и в полном смысле этого слова — и в какой-то момент…
Так произошло.
В какой-то момент больше не было ничего. Ни планов, ни решений, ни размышлений на эту тему. Как он мог размышлять на эту тему, когда Салем маячила неясной угрозой на горизонте, когда Озпин дышал в затылок, когда на его столе покоились пачки и стопки документов — каждый срочный, от каждого зависели жизни — тысячи, сотни тысяч жизней — миллионы льен, возможные новые войны и союзы, экономические инициативы и тайные отчеты, одно упоминание которых могло заставить человека «пропасть» посреди белого дня…
Мы выросли? Мы постарели? Мы застряли? Кто скажет, Джонатан, кто скажет?
Не было больше Джонатана Гудмана. Точнее, Джонатан Гудман, конечно же, уже был в этом мире — тридцатилетний мужчина. Уже ни в коем случае его нельзя было назвать молодым — его безусловно еще нельзя было назвать старым, но он был уже взрослее, чем дети представляют себе «взрослых», и моложе, чем студенты говорят о людях «постарше».
Но того Джонатана Гудмана, что когда-то оказался в этом мире, конечно же, уже не было. И это не было каким-то печальным фактом или ужасающим заключением, глядя на которое Джонатан мог бы бессильно скрипеть зубами, патетично поднимая руки к небу и задавая в пустоту вопрос «что же с нами стало?!», будто бы в дешевом сериале.
Он давно уже перерос тот возраст, когда он действительно задавался вопросом на каждом шагу своей жизни. Он давно уже не задумывался о том, правильно ли он живет свою жизнь — как он должен был строить свою личность,
Закостенел.
Жизнь Джонатана была разложена по полочкам. Не в том смысле, что он жил в рутине — определенно нет, учитывая, как порой в одночасье меняется мир — «рутина» была незнакомым словом для Джонатана. Скорее… Его жизнь обрела понимание. Четкий порядок. Модель поведения. Джонатан изучил свою жизнь — и устроил свою жизнь…
И пришел к дальнейшей прогрессии своей жизни. Только и всего.
Что значит — «предательство»? Мог ли Джонатан назвать устранение Гиры «предательством»? Они не были друзьями — они были политиками. Каждый держал в своем разуме планы, идеи, цели, направляющие их народы — каждый из них играл друг против друга — в любой момент времени, просто потому, что в этом и заключалась работа политика.
Обеспечить жизнь своих граждан любой ценой.
Гира был пацифистом, но в конце концов, как минимум сейчас, пройдя сквозь годы с реформированным Белым Клыком он уже не был идеалистом. Он понимал, что иногда было необходимо действовать…
В обход некоторых привычных рамок закона или морали.
И в этом не было ничего ужасного. Существовали причины — абсолютно объективные и логичные причины — почему существовали секретные службы, почему некоторые люди однажды попадали в список «пропавших без вести», почему существовали те или иные криминальные организации… В идеальном мире? В идеальном мире для всего этого не было нужды — в идеальном мире изобилия, равенства и дружбы, где не существовала недостатка, войн, денег, измен, глупости, случайностей — в этом идеальном мире существовало идеальное общество идеальных людей…
Вот бы попасть в этот идеальный мир, да, Джонатан?
Но мир за окном Джонатана не был идеален. И совершенно обычные и честные люди — любящие простые радости жизни, пускающие слепую слезу наблюдая за очередной мелодрамой, любящие свои семьи, становились преступниками, палачами и хуже всего…
Политиками.
Сместить Гиру Белладонну…
В общем то, не то, чтобы ему требовалось убивать Гиру. Несчастный случай, что оставил бы его без возможности продолжать его правление…
Например… С его семьей?
Джонатан продолжил глядеть в зеркало, напротив него, заставив его отражение только расплыться в еще более нахальной ухмылке, пожав плечами, словно бы говоря «не знаю, решай сам, я тут тебе не помощник».
Совершенно бескровный переворот… Был бы возможен, будь у нас время — но мы были вынуждены сконцентрироваться на Мантле. И Озпин, зная это, воспользовался шансом — Менажери уходит из наших рук. Готов ли ты поставить Менажери на карту и сыграть против Озпина, против времени, надеясь на то, что каким-то чудом Гира не сумеет высвободиться из-под твоего контроля до того, как ты возьмешь под контроль Менажери? Сколько на этой ставке — один к девяти? Брось, Джонатан, мы никогда не были из азартного народа.