Так шли мы к победе
Шрифт:
А тем временем вступление в сражение соединении 5-й гвардейской танковой армии окончательно стабилизировало положение на западных подступах к Шяуляю. He смотря на малочисленность, части этой армии заметно укрепили положение, организовав активную оборону.
Убедившись на следующий день, что все атаки противника юго-западнее Жагаре уверенно отбиваются стрелковыми и артиллерийскими частями, мы решили вывести 3-й гвардейский мехкорпус в резерв. Однако нас не покидала тревога за узкий коридор, который образовался в результате выхода наших войск к Рижскому заливу. С запада его прикрывали лишь части 417-й и 267-й стрелковых дивизий, и мы понимали, что он может быть пробит противником в любое время. Надо бы втянуть туда побольше сил,
Противник атаковал на шяуляйском направлении и на четвертый день, но мы вдруг почувствовали, что центр его усилий все заметнее смещается на север, против левофланговых соединений 51-й армии. Из данных разведки можно было сделать вывод, что гитлеровцы решили усилить нажим на Жагаре. Это вынудило нас придержать пока 3-й гвардейский мехкорпус в этом районе, а в свой резерв подтянуть сюда из 43-й армии 19-й танковый корпус.
В течение 19 августа атаки противника были успешно отбиты на всех направлениях. Однако стрелковые части не смогли бы столь долго сдерживать яростный натиск крупных танковых сил, если бы не блестящие действия артиллерии. Не раз в самые критические моменты положение спасали противотанковые артиллерийские бригады 8-й пушечной артиллерийской дивизии РГК, которой командовал генерал-майор П. Г. Степаненко.
Почти каждый мой разговор с генералом Я. Г. Крейзером в эти дни начинался с вопроса:
— Держится полк Халявицкого?
— Держится, товарищ командующий фронтом, — неизменно отвечал командарм, но таким неуверенным тоном, словно и сам не верил своим словам.
И действительно, трудно было представить, как этот полк, стиснутый в железное кольцо танковых и пехотных частей, находил еще силы отбивать непрерывные атаки. Главные силы 87-й стрелковой дивизии пытались пробиться к окруженным, но на пути стальной плотиной вставали фашистские танки и артиллерия.
Прн отражении одной из очередных атак противника командир полка был ранен, не продолжал руководить боем. Я приказал Крейзеру предпринять в ночь на 20 августа новую попытку вызволить окруженных, разорвав вражеское кольцо встречными ударами частей 77-й и 257-й стрелковых дивизий.
К концу дня 19 августа из 2-й гвардейской армии стали поступать все более утешительные донесения. Хотя противник продолжал еще атаки, но они разбивались, наталкиваясь на оборону гвардейцев. Стрелковые корпуса с бригадами танковой армии и 1-го танкового корпуса уверенно отражали одну атаку за другой.
Генерал П. Г. Чанчибадзе доложил о своем намерении перебросить под Шяуляй управление 13-го гвардейского стрелкового корпуса, с тем чтобы оно возглавило руководство всеми стрелковыми соединениями. Зная командира этого корпуса А. И. Лопатина, его железную волю, я одобрил решение генерала Чанчибадзе поручить Антону Ивановичу наиболее трудный участок обороны армии.
А тем временем стрелковые дивизии совместно с бригадами 5-ой гвардейской танковой армии и 1-го танкового корпуса стойко отражали вражеские атаки. Артиллерия по-прежнему играла решающую роль в противотанковой обороне. Однако мне не хотелось бы, чтобы у читателя создалось впечатление, будто танки уничтожали только артиллеристы. Просто танков было так много, что остановить и уничтожить их можно было лишь совместными усилиями пехоты, танков и артиллерии.
19 августа немало бронированных громадин пожгли и пехотинцы. В этот день в центре нашего внимания снова оказались дивизии 11-го гвардейского стрелкового корпуса, прикрывавшие юго-западные подступы к Шяуляю. Несмотря на то что командир корпуса генерал С. Е. Рождественский выбыл из строя, управление боем осуществлялось твердо. Мой старый товарищ генерал-майор Баграт Арушанян, заменивший комкора, умело руководил войсками. Так,
Рассказывая мне о примерах героизма наших бойцов и командиров, член Военного совета фронта генерал-лейтенант Д. С. Леонов, взъерошивая от волнения свои мягкие и редкие светлые волосы, восклицал:
— Какие люди! Какие люди! Да разве можно с такими не победить! — И он тут же просил меня выбрать время, чтобы подписать представления о награждении особо отличившихся в боях.
…Оценивая итоги четвертого дня сражения, я не мог отделаться от смутного предчувствия надвигающейся беды. Оно почему-то всегда охватывало меня, когда в сражение приходилось бросать последние резервы. Я никогда не забывал известное изречение о том, что полководец, ведущий сражение без резервов, наполовину побежден.
А между тем обстановка на левом фланге 51-й армии продолжала оставаться весьма туманной. Враг продолжал усиливать натиск своих танковых сил вдоль железной дороги от Ауце на Елгаву. В связи с этим пришлось снова отказаться от мысли вывести в резерв 3-й гвардейский мехкорпус. Пришлось рассчитывать пока лишь на танковый корпус генерала И. Д. Васильева, который мы предусмотрительно подтянули в полосу 51-й армии.
Я был в восторге, когда в этот день получил опровержение выводов армейской разведки о сосредоточении в районе Бауски немецкой танковой дивизии и о якобы назревавшем контрударе. Это полволяло нам снять часть сил с рижского направления. Мы уже обдумывали вопрос о срочной переброске одной из армий в полосу 51-й армии, когда позвонил Иван Михайлович Чистяков.
— Товарищ командующий! — начал он без предисловий. — В полосе действий моей армии относительно спокойно. Противник особой активности не проявляет и, по данным разведки, не собирается… Считаю возможным передать мой участок соседу слева, а главные силы моей армии перебросить под Жагаре… — И уже как об одолжении: — Очень прошу. Я знаю, как тяжело там отражать танковые удары, но у нас есть большой опыт борьбы против них на Курской дуге. Мы наверняка пригодимся…
Удивительный человек — Чистяков! Он ведь знал, упрашивая меня послать его в самое пекло сражения, что оборона не принесет его армии славы, а прорыв фашистов, случись он на участке, который она примет, доставит командарму много неприятностей. Но постоянная готовность быть на самом трудном месте — главная особенность его характера.
С одобрения маршала А. М. Василевского генералу Чистякову был отдан приказ срочно начать переброску армии в полосу обороны, которую он должен был занять на стыке 51-й и 2-й гвардейской армий. На осуществление этого решения мы возлагали большие надежды. Ведь после выхода 6-й гвардейской в район сражения можно будет смело вывести во фронтовой резерв 3-й гвардейский мехкорпус и 5-ю гвардейскую танковую армию. Однако Чистякову еще предстояло решить весьма сложную задачу: совершить с армией незаметно для противника 150-километровый марш. Надо было осуществить переброску армии так, чтобы противник не обнаружил ее ухода, не узнал о направлении марша и не разгадал цель этого маневра. А ведь перебросить надо многие десятки тысяч солдат и офицеров, массу боевой техники и тяжелого вооружения. И перемещение провести надо было, как говорят конники, «на галопе», то есть с молниеносной быстротой.