Так задумано свыше

Тиммон Джулия

Все повторяется. Щелчок магического переключателя, другая жизнь, поразительная насыщенность красок вокруг, волнующие ароматы и острое желание радоваться каждой минуте…

Эдвин останавливается футах в пяти, я вздрагиваю и сознаю, что стою как вкопанная. Хорошо еще, что не видно моих сумасшедших глаз.

— Кэти Хайленд? — спрашивает Эдвин, глядя на меня со сдержанным любопытством.

Не могу поверить, что передо мной действительно он. Такое чувство, что я прочла заклинание и очутилась в собственной мечте.

— Да, — отвечаю я голосом,

которого сама не узнаю.

Эдвин мгновение колеблется, будто что-то пытаясь воскресить в памяти, потом с улыбкой кивает и протягивает мне руку.

— Эдвин Сэндерс.

Сэндерс! — эхом отдается в моем сознании. Ради того чтобы узнать эту фамилию, я была готова на любой подвиг, не моргнув глазом отдала бы все, что у меня есть, бросила бы любимый город и работу, а теперь стою как изваяние и не могу даже улыбнуться.

— Очень приятно, — выдавливаю я из себя, хоть избитые любезности все это время представлялись мне несовместимыми с образом Эдвина.

— И мне, — говорит он, протягивая руку.

Жмем друг другу руки. Я радуюсь, что мой шрамчик скрыт под тонкой коричневой тканью перчатки, и вместе с тем всем сердцем жалею об этом. Ни один другой мужчина ни до, ни после Эдвина не восхищался этой почти неприметной белой черточкой внизу моей ладони, которая, если разобраться, отнюдь не украшение. Бог знает почему, но я вдруг чувствую острую потребность стянуть дурацкую перчатку и снова показать Эдвину шрам, но усилием воли опускаю руку и смотрю на собачку, которую держу в другой руке.

— Это Чарли.

— Привет, малыш. — Эдвин немного наклоняется к нам и чешет Чарли за ухом.

Я вдыхаю аромат того самого одеколона, и в груди вздымается невероятной силы чувство, еще более мощное, чем то, которое гнало меня на свидание в Нью-Йорке, которое не желало верить, что свидания этого скорее всего не будет.

— Как раз такой, какой нужен, — говорит Эдвин, с улыбкой глядя на Чарли. Он поворачивается и указывает рукой на место съемки по другую сторону дороги. — Идемте. У нас все готово. Ждем только вас.

Сейчас самое время будто из вежливости задать ему парочку вопросов. Что вас больше всего привлекает в Лос-Анджелесе? Часто ли вы здесь бываете? Один или с семьей? Но я иду, потрясенная шквалом собственных чувств, и боюсь представить, чем все это может закончиться.

— Вы нас очень выручили, — говорит Эдвин. — Мы уже думали, что придется менять этот кусочек, а это было бы непросто. Кстати, вы не назвали цену.

— Цену? — озадаченно переспрашиваю я. Я приехала на эту чертову площадку лишь с одной целью — увидеть Эдвина. Мысль о том, что я получу за это деньги, ни разу не посетила меня, а если бы и посетила, то показалась бы мне отвратительной. Плата за осуществление мечты, за встречу из самых сладких грез… Как цинично и приземленно…

Эдвин смотрит на меня, как мне кажется, чуть более пытливо, чем следует.

— Вы оказываете нам услугу, а мы, разумеется, должны заплатить.

Прогоняю мысли о грезах и чаяниях. Я согласилась сыграть

эту роль, значит, не должна забывать, что я таинственная и слишком уверенная в себе Кэти, которая без лишних слов назвала бы цену и, пожалуй, завела бы об этом речь еще по телефону. Только я понятия не имею, сколько стоят подобные услуги. Надо как-то выкручиваться.

— Видите ли… я не очень ориентируюсь в подобных делах…

Эдвин бросает на меня удивленный взгляд.

— По-моему, ваша подруга сказала, что Чарли не впервой участвовать в съемках?

Вспоминаю, что ему наболтала Мэгги, и спешу спасти положение.

— Она вечно все перепутает! — Уже складываю губы, намереваясь усмехнуться, но вовремя вспоминаю, что улыбаться и смеяться мне нельзя. — В общем… заплатите столько, сколько собирались заплатить первой собачке, — не слишком ловко, но все же нахожусь я.

Эдвин смотрит на меня в некотором замешательстве, задерживает взгляд на моем платке, потом на руке в перчатке и с улыбкой пожимает плечами.

— Для меня деньги не играют особенной роли, — протяжно произношу я, прекрасно сознавая, что мои слова звучат несколько глупо. Увы, в таком состоянии ничего более подходящего на ум не приходит.

Эдвин смеется.

— Хорошо. Я так и передам Джону, он у нас ответственный по финансовым вопросам.

Подходим к площадке. Ко мне тут же подскакивает женщина в канареечно-желтой рубашке, ярко-зеленом ослабленном галстуке и более темных свободных зеленых брюках. Мне вспоминаются слова Эдвина о том, что строгие костюмы у них в компании вовсе не обязательны, и от того, насколько все совпадает, у меня сладко щемит в душе. Еще неделю назад, думая о нем, я уже, как Мэгги, задавалась вопросом, не навоображала ли я себе сказку про Эдвина.

— Здравствуйте! — приветливо и звонко восклицает незнакомка. — Я Мэрилин Ковальски.

— Кэти… Хайленд. — Хорошо, что я взяла фамилию сестры, не стала изобретать ничего более сложного, а то точно забыла бы, что выдумала.

— Мы очень-очень рады! — Мэрилин сердечно жмет мою руку и смотрит на собачку. — Мальчик или девочка?

Я об этом ни разу не задумывалась. Чарли… Имя мужское. Значит, это он.

— Мальчик. Зовут Чарли.

— Какая прелесть! — протягивает Мэрилин, и ее и без того счастливое лицо расплывается в улыбке. — Расскажите, что вы умеете делать?

Кашляю. Сейчас начнется самое страшное. Эдвин стоит рядом, и я чувствую на себе взгляд его темных блестящих глаз. Как мне раньше не приходило в голову, что изображать перед ним неизвестно кого будет не просто сложно, еще и больно. А если собачка не сможет выступить как надо или не пожелает выполнять мои команды, я, ей-богу, сгорю со стыда. К счастью, Чарли хотя бы смирно сидит на моей согнутой в локте руке и пока мы смотримся как настоящие хозяйка и питомец.

— Он умеет подавать лапку, стоять на ножках… — говорю я, с ужасом представляя, что сейчас меня прогонят в три шеи. Ничего другого дрессировщица мне не показала.