Такое кино
Шрифт:
Зачем обидела его тогда? И про фильмы его что-то наговорила, и про Анжелочку. Глупо, ни к чему. Он ведь приехал, чтобы поздравить, а я?
Мордвинова так и не решилась позвонить ему, чтобы извиниться. Туринский позвонил сам. Вот уж чего она не ожидала! К тому времени Женя немного успокоилась, обрела равновесие, даже некоторое умиротворение. Работа интересная, люди кругом, дочь рядом, подруга Светка, вполне можно жить и без страстей, в ее-то возрасте. Да и здоровье пора поберечь: не те уже нервы и сердце не то, чтобы переживать такие стрессы.
Однако стоило ему позвонить, Женя поняла, как ждала этого! Пусть буду мучиться, страдать, ненавидеть, чувствовать боль,
Туринский, наверное, был пьян или очень возбужден, что среди ночи взялся звонить.
– Женька, до сих пор дуешься?
– спросил он, будто они и не расставались.
– Вот еще, делать мне нечего!
– ответила Мордвинова, но голос ее дрожал от волнения.
– Лучше скажи, как ты, как твое кино?
– "С понтом библейские притчи"?
– усмехнулся режиссер.
– Запомнил, мерзавец.
– Я все запомнил, Жень, - проникновенно сказал он, но Женя не купилась на его задушевную интонацию.
– Это хорошо, значит, склерозом еще не страдаешь.
– Иди ты, - обиделся Туринский.
– Сам иди.
Пауза. Женя слушала, как он вздыхает, и чувствовала, как снова возвращается нестерпимая тоска по нему.
– Слушай, ты для чего звонишь?
– она была готова злиться на весь мир.
– Да вот, натуру отсняли, возвращаемся в Москву.
– Сочувствую.
– Женька, хватит глумиться!
– возмутился он.
– Ты можешь хоть раз нормально поговорить?
– О чем, Туринский? У нас есть общая база? Нас что-то связывает? Светские знакомые мне не нужны, не тот возраст, знаете ли. Так что разговаривай со своей Анжелочкой.
– Дура!
– тихо сказал Туринский и отключился.
Женя потом долго плакала...
"Бабушка" любила окружать себя какими-то услужливыми тетками, которые смотрели ей в рот, боясь пропустить хоть слово. Мордвинова мысленно окрестила их "приживалками". Еще "Бабушка" любила вещать, то есть воспитывать группу или просвещать ее. Как всякая ханжа, она имела на вооружении христианские догмы, о которых забывала всякий раз, когда нужно было платить группе или организовывать мало-мальски человеческий график работы. Женю возмущало, что выходной давали после ночных съемок, когда по идее должен идти отсыпной. Человек проспит полдня, какой же это выходной? Таким образом Ада Васильевна экономила.
Женя дошила воротнички, встряхнула костюмы и поискала глазами ассистента Марину, пухленькую, коротко стриженую дамочку с запутанной личной жизнью. Женя многое знала о ней из доверительных бесед и часто удивлялась тому факту, что Марина была едва ли не ровесницей ей, Жене. И при этом жила насыщенно, полно, ничего не боясь. Женя с любопытством приглядывалась к Марине. Та перманентно худела, не брала кинокорм, а ела какие-то кашки, заваривала специальные чаи. Говорила она тоненьким нежным голоском, всегда была спокойна и уравновешена. Но больше всего, конечно, Мордвинову восхищала в Марине ее способность полноценно жить, без оглядки на возраст.
Впрочем, в кино нет возраста. На предыдущем проекте ее все удивляли гримеры, тетки под шестьдесят, которые одевались по-молодежному и вполне способны были ущипнуть за задницу какого-нибудь симпатичного "светика". Престарелые хулиганки.
– Марина, все готово, - сообщила Женя.
Та сделала ей знак рукой: иди сюда. Ада Васильевна в кругу "приживалок" что-то размеренно говорила. Очередной экскурс в ее героическое прошлое или новое поучение. Мордвинова прислушалась.
– Жуковский поздно женился, почему, вы знаете, но к браку всегда относился более чем серьезно. Он писал где-то: "Уважать
Надо же, наизусть шпарит, восхитилась Женя. Иногда в ее отношении к режиссеру проскальзывало именно восхищение. Сама-то она, Ада Васильевна, святыню семейной жизни ох как уважала. Все ее семейство работало на проекте, а главная женская роль досталась невыразительной, такой же квадратной и уже не юной дочке Ады Васильевны. Мордвинова не очень-то прислушивалась к сплетням в группе, но и до ее слуха дошло, что у "Бабушки" муж вдвое моложе ее и тоже работает на фильме. Вот это баба!
Выступление Ады Васильевны было прервано появлением на площадке спонсоров. Все засуетились, режиссерша тотчас из умудренной жизнью матроны преобразилась в светскую записную кокетку. Откуда-то взялся парик, шарфик, и вот тебе уже сама любезность и угодливость. Актриса!
Спонсоры, как всегда, вели себя на площадке по-хозяйски и хамовато.
– Кофе, девочки!
– хлопнула в ладони барыня, и приживалки засуетились, предлагая спонсорам сесть и угоститься.
Те пить ничего не стали, но прошлись по павильону, бесцеремонно заглядывая во все уголки декорации, осмотрели костюмы, аппаратуру, не обращая внимания на людей, которые готовили кадр. Ада Васильевна семенила за ними, что-то попутно объясняя, но хозяева жизни ее не слушали.
Женя воспользовалась свободной минутой и снова взялась за сценарий. Однако мысли скоро опять свернули не в ту степь. А как он, Туринский, обходится со спонсорами, подумалось ей. Вряд ли раболепствует, ведь он сам по себе уже величина, у него своя студия. Может быть, его даже субсидирует Госкино или что там теперь. С его-то талантом какие фильмы можно снимать! А он пробавляется пустышками, чистым эстетством, паразитируя на образах Тарковского. Красиво, конечно, но ведь не греет. Неужели у него за душой ничего нет, никакого глубокого содержания, если его фильмы так пусты? Этого не может быть.
Жене отчетливо вспомнились яркие насмешливые глаза Туринского, их волнующий прищур, и ей сделалось так тоскливо, хоть вой...
За что?
Новый год подкрался незаметно. И вот уже все спрашивают друг у друга:
– Ты где встречаешь? С кем?
– Конечно, с семьей, - отвечает уже, увы, далеко не всякий.
В последнее время появилась мода в новогоднюю ночь уходить из дома в бары, рестораны, кафе. Многие на все каникулы уезжают за границу. Жизнь в Москве замирает, улицы пустеют, как летом во время отпусков. Особенно в центре. Кого можно встретить в эти дни где-нибудь на Остоженке? Дворников-таджиков в оранжевых жилетах да подозрительных типов в кожанках и спортивных шапочках, надвинутых на лоб. Все они говорят на непонятных языках. Словом, Москва в новогодние дни превращается в иностранный город.
Однако кино не признает праздников, работа продолжается и в новогодние каникулы. Конечно, парочку дней будет позволено погулять, но не более. Вот и хорошо, думала Мордвинова. Ведь это с ума сойдешь, десять дней бездельничать и объедаться! И кто придумал эти длинные праздники, зачем? Это что-то не русская храбрость. Ну, школьникам, ладно, им надо отдыхать. А взрослым-то зачем? Ведь это немыслимо: все парализуется на десять дней с хвостиком!
Впрочем, я рассуждаю как всякая одинокая женщина, которая боится праздников в силу своего одиночества. Именно в Новый год оно чувствуется всего острее. Ведь новогодняя ночь - это показатель твоего семейного благополучия. Вот всякий раз и бодришься, бравируешь: