Таков ад. Новые расследования старца Аверьяна
Шрифт:
— Вы узнали её? — усмехнулся доктор Сапс. — Это наша сотрудница Ксения. Она любила вашего друга, а он выслеживал её, подозревая, что она незаконно изымает органы у не совсем ещё умерших (вы сами видите, можно ли умереть совсем), и она сделала себе смертоносный укол у него на глазах, что повторила сейчас. Одно из двух: либо она будет вечно делать укол себе, напоминая, что ваш друг довёл её до самоубийства, или когда-нибудь всё-таки сделает укол ему, значит, она его не простила. Согласитесь, это почище всякого пламени. Адская мука — вечно любоваться содеянным вами же.
Освещение изменилось. На стенах-экранах Анатолий увидел православное богослужение. Служил Аверьян. Впрочем, среди молящихся мельтешил и кривлялся Люкси.
— Это мытарство лжи или призывания имени
— Казалось бы, довольно и этого мытарства, — сказал Анатолий.
— Но это мытарство далеко не последнее, — продолжал доктор Сапс. Нажатием на пульт он вызвал на экране что-то вроде графика или календарика: — Извольте. Сегодня ваш друг проходит через пятое мытарство, мытарство лености.
Анатолий увидел, как со всех четырёх сторон метались и двигались люди. Не было видно только их лиц. Они либо уже прошли мимо него, либо, проходя, отворачивались. Но они подходили почти вплотную к нему. Анатолий с трудом удерживался от того, чтобы потрогать кого-нибудь из них. «Это же голограммы», — убеждал он себя, но в это плохо верилось. Постепенно среди мечущихся фигур нарисовалась ещё одна. Вместо лица у неё была маска, в руке молоток. Молотком фигура методически проламывала головы всем встречным. От неё отшатывались, закрывали лица руками, но молоток доставал всех. И Анатолий невольно закрыл лицо руками, когда молоток замахнулся на него.
— Look — see, — послышался голос доктора Сапса, — вот вам и Ломоносов, он же Михайло.
Когда Анатолий заставил себя отнять руки от лица, вокруг никого уже не было. Только Люкси хихикал со всех четырёх сторон, хлопая своими лягушачьими ладошками.
— Почему же это мытарство лености? — выдавил из себя Анатолий.
— Это мытарство лености для вашего друга, — пояснил доктор Сапс. — Он ведь подозревал, кто проломит ему голову, но не дал себе труда задержать его, да и вас не убедил, а мог бы постараться.
— Но почему же вы всё-таки не даёте мне похоронить его? — спросил Анатолий.
— Буду откровенен с вами. Потому что я рассчитываю… реанимировать его.
— Так реанимация… ещё возможна?
— По-моему, реанимация возможна всегда. Дело в том, что люди рождаются мёртвыми. Ад — реанимация без наркоза, рай — реанимация под наркозом.
— Какой же наркоз в раю?
— Так называемое райское блаженство. Любой наркотик предлагает ослабленную форму такого блаженства. С другой стороны, истинный рай — тоже искусственный рай.
— Но в раю и в аду, надеюсь, обходятся бон пересадки органов.
— Как сказать, — усмехнулся доктор Сапс. — Ведь ад и рай — инстанции но окончательные. Там тоже предстоит воскрешение, но плоти. Так что без пересадки органов не обойтись.
— У кого же их берут?
— Да всё у того же человечества. При воскрешении мёртвых тоже пересаживают органы, изъятые у вас же самих при этой жизни или у кого-нибудь другого, кому пересаживают ваши органы. Их тасуют, с позволения сказать. Здешняя жизнь, в конце концов, — непрерывная ампутация.
— И это называется «воскресение мёртвых»?
— Следует различать воскресение и воскрешение. А «воскресать» и «воскрешать» — вообще странные глаголы. Так, например, «воскресать» — глагол сугубо непереходный. Воскресать можно только самому. При этом первое лицо от глагола «воскресать» возможно и для совершенного, и для несовершенного вида, хотя воскресну — однократное действие. Кто воскрес, тот воскрес раз навсегда. А с другой стороны, я воскресаю… Это длительность, но однократная длительность, а глагол всё равно непереходный. Но от глагола «воскресить» образуется форма первого
— Как это было с генералом Ефимцевым?
— Генерал Ефимцев, собственно говоря, не умирал. Так вот и Калерия Дарвиновна Параскевина не умирает уже восьмой год. Но ваш друг, по всем определениям, мёртв.
— И всё-таки? — заикнулся Анатолий.
— И всё-таки! Сделаем, что можем.
— А когда?
— Этого я пока не могу сказать вам. Но не беспокойтесь. Вас известят.
Дверь камеры автоматически открылась. Анатолий понял, что аудиенция закончена.
Вернувшись к себе в кабинет, Анатолий первым делом выполнил то, что посоветовал ему Аверьян при их последнем разговоре. Он выяснил, какие операции были произведены в Трансцедосе сразу же после возобновления операций, то есть на другой же день после убийства Аверьяна. Напоследок Аверьян сказал Анатолию, что к серийным убийствам в Мочаловке может иметь отношение муж или друг одной из прооперированных женщин. В центре доктора Сапса были произведены четыре операции. Был прооперирован отец очень богатого банкира, а также брат богатого предпринимателя. Из двух женщин одна приехала из Франции, привлечённая славой доктора Сапса. Ей пересадили почку. Другая была Людмила Синицына, сотрудница мочаловской библиотеки. Непонятно было, как она попала в Трансцедос и кто оплатил за неё невероятно дорогую операцию. Людмиле пересадили сердце. Сотрудник Трансцедоса заявил, что случай Людмилы Синицыной исключительно интересен с научной точки зрения и к тому же операция произведена из чистого человеколюбия.
Не составляло труда выяснить, что Людмила — мочаловская уроженка и всю жизнь жила в крохотной ветхой хибарке своей матери-сторожихи. Людмила работала в читальном зале мочаловской библиотеки, пока её не увезла «скорая помощь». Как она попала в Трансцедос, сотрудницы библиотеки сами не знали. Замужем Людмила никогда не была. Анатолий Зайцев спросил, не знают ли они что-нибудь о её друге. В ответ сотрудницы начали смущённо переглядываться, потом заговорила одна, а там и другие перестали скупиться на подробности.
Друг у Людмилы всё-таки был: Юрий Званцев, сын мочаловского плотника. С детства он ходил помогать отцу и, как говорится, гвоздь забить умел. Юрий закончил военную школу и был послан служить в воинскую часть. Дедовщина там расцветала пышным цветом. Особенно свирепствовал некто Гоша Двигатель. Его прозвали Двигателем, потому что он мог двинуть так, что подвинутый потом не вставал без посторонней помощи. Юрий Званцев сразу же предупредил Гошу, что за подобные выходки ему придётся ответить. Двигатель с пренебрежительной насмешкой посмотрел на молоденького лейтенанта. Но когда он «двинул» очередного щуплого новобранца и принялся избивать парнишку ногами, Званцев не удержался и двинул самого Двигателя, да так, что тот, падая, ударился головой о притолоку двери и получил тяжёлое сотрясение мозга, Против молодого офицера возбудили было уголовное дело, но, чтобы не марать часть, замяли его, только уволили Юрия Званцева из рядов. Ему некуда больше было податься, кроме как в ту же Мочаловку. Отец Юрия за это время умер. В комнате жила сестра Юрия с двумя детьми и с чередующимися мужьями. Друг его отца Василий Спиридонов, занимающийся ремонтом полуразвалившихся мочаловских домов, взял Юрия себе в подручные и позволял ему ночевать у себя в гараже. Однажды в дождливый день работы не было и Юрий зашёл в читальный зал за неимением другого пристанища. Там он спросил у Людмилы книгу Ленина «Государство и революция». Книга нашлась в библиотечном хранилище, и с тех пор Юрий повадился ходить в библиотеку, где читал исключительно Ленина.