Таков ад. Новые расследования старца Аверьяна

Микушевич Владимир Борисович

— Похоже, тот самый. И даже не хватает двух пуль. Одну получил Марксель, другую Николай. Вы даже не потрудились перезарядить пистолет.

— Вы шутите, батюшка, — выдавил из себя Финстер.

— С вами шутки плохи. Вы слишком увлеклись. Вы описали убийство Стожарова и убийство Макарьева, как будто вы присутствовали при этих убийствах, а присутствовать при них мог только сам убийца.

— Вы задержаны, господин Финстер, — сказал Анатолий Зайцев, надевая на него наручники. Наряд милиции уже ждал на лестничной площадке. Финстера увели.

— Только вы не думайте, что я в чём-нибудь признался, — крикнул Дик Аркадьевич в дверях. Аверьян остался наедине с Верой.

— Надеюсь, вы понимаете, что никакого другого Капсюля нет в природе, — сказал он. — «Капсюль» —

имя, или кликуха, говорит само за себя. Вы должны были чувствовать постоянную, нарастающую угрозу. Вы должны были убедиться, что опасность грозит вам одной и вас никто не защитит, кроме господина Финстера. Вы бы вышли за него, угроза приблизила его к вам, сблизила бы вас. Предупреждаю: суд может счесть наши доказательства неубедительными, оправдать его, и он будет предостерегать вас от нас, и однажды вас найдут с простреленным виском, и он докажет, что вы покончили самоубийством от угрызений совести из-за вашего первого мужа или от тоски по вашему Фаусту… Он удачно назвал себя: Капсюль.

— Но… но ведь он мой адвокат, — пролепетала Вера.

— Адвокат: таков ад, — пожал плечами Аверьян.

8.02.2008

Злогос

Конкордия предложила прислать машину за Аверьяном сразу же после литургии, но Аверьян решительно отказался. И всё-таки машина стояла прямо перед церковью, когда Аверьян оттуда выходил. Водитель распахнул перед ним дверцу с такой настоятельностью, что не сесть в машину было невозможно.

Через несколько минут машина остановилась у особняка на Пролетарской улице, где селились преимущественно миллионеры и вероятный миллиардер, — как раз в том особняке, у которого остановилась машина. Металлические ворота плавно раздвинулись, и навстречу Аверьяну по-деловому шагнула хозяйка особняка Конкордия Порхова, сразу же попросив у него благословения. На Конкордии была её единственная длинная юбка, предназначенная для посещения церкви и встреч с духовником. Нетрудно было заметить; юбка связывает её, появляющуюся на людях не иначе как в брюках. Конкордия всегда выглядела подтянутой, как её лицо, хотя косметической подтяжки ей до сих пор вроде бы не делали. В её лице было что-то металлическое, гармонирующее с медным отливом её волос. Всё это проступало особенно отчётливо, когда Конкордия пыталась сердечно улыбнуться, как сейчас. Она любезно провела Аверьяна в столовую, где был сервирован чай с изюмом, инжиром и финиками — пища пустынников.

При этом Конкордия говорила, говорила, говорила без умолку. Речь её могла показаться сбивчивой, но в ней улавливалась и некая нарочитая последовательность. Она опровергала слухи, распространяемые жёлтой прессой, но опровергала так, чтобы исподволь подтвердить их. Слухи касались, прежде всего, нефтяного холдинга «Жар-птица», главным владельцем которого был муж: Конкордии Валерий Порхов. Здоровье и психическое состояние Валерия тоже было предметом пересудов. Чета Порховых крестилась и обвенчалась недавно. Они выбрали своим духовником Аверьяна, говорят, по настоянию Конкордии, и теперь она обращалась к нему доверительно, как к своему духовному отцу:

— Да-да, батюшка, отец Аверьян, я осмелилась поторопить вас, чтобы предотвратить худшее, Дело идёт о душе Валерия, о спасении его души. При этом наши дела не плохи, совсем не так плохи, как говорят.

Она сделала паузу, ожидая дальнейших вопросов или возражений, но Аверьян молчал.

— Вы, наверное, слышали о попытке его самоубийства; поверьте, это не правда, но и не совсем неправда, так и не так… Только бы он не передал наше дело какому-нибудь случайному человеку… Лучше пусть государству передаст; вы же государственник, отец Аверьян, как я… Вы можете удержать его, вы один… Это в интересах Церкви, ведь наша Церковь за государство, а я за Церковь, с Церковью…

Конкордия протянула Аверьяну внушительный конверт, явно с деньгами, но он только головой покачал.

— Вы хотя

бы скажите ему, чтобы он не морил себя постом, ведь Церковь против этого, я знаю, я слышала… Ведь дошло до того, что Валерий не может появляться на людях, но боюсь, это даже к лучшему.

— А почему он не может появляться на людях? — спросил Аверьян.

— Вы сами увидите, — сказала Конкордия упавшим голосом и распахнула перед Аверьяном двери. Кабинет Порхова оказался пуст. Аверьян вопросительно взглянул на Конкордию, та нажала на кнопку своего мобильника, сбоку отворилась ещё одна дверь, и Аверьян увидел, что к нему направляется совершенно голый человек. На нём не было ни трусов, ни плавок. Поражала его невероятная худоба. Сквозь пожелтевшую кожу буквально проступали рёбра. На фоне этой худобы бросалась в глаза длинная жидкая борода, не седая, а сероватая. Нелегко было узнать Валерия Порхова в этом ковыляющем скелете. Скелет приблизился к Аверьяну и подошёл под благословение. Вошедший всё ещё молча, но вежливо придвинул два стула, и как только Аверьян сел, с явным облегчением сел сам. Очевидно, что ходить и в особенности стоять ему трудно, даже больно. Он махнул рукой Конкордии, и та послушно вышла из комнаты. На письменном столе Аверьян увидел очистки, как будто там только что чистили картошку, но, присмотревшись, увидел, что очистки от репы. Недоеденная репа лежала тут же. Рядом стояла жестяная кружка с водой. До Аверьяна давно уже доходили слухи, будто миллиардер Валерий Порхов перешёл на сыроедение и примкнул к секте нудистов. Говорили, что поэтому он не появляется на приёмах и не ходит в церковь. Но был и другой слух. Якобы Конкордия изолировала мужа и даже ставит вопрос о его вменяемости, чтобы установить над ним опеку и прибрать к рукам его состояние, правда, пострадавшее в кризис, но всё ещё немалое. Ходячий скелет приблизился к письменному столу и выдвинул перед Аверьяном ящик, где оказалась репа.

— Хотите репки? — спросил он. — Не очень крупная, зато выращенная мною. Сам вскапывал грядку, сам сеял, сам выкапывал…

— И сами питаетесь ею? — отозвался Аверьян.

— Не только ею. Ем также морковку, капустку. Особенно люблю кочерыжки. Но остальные овощи пока приходится прикупать. Но только пока. На будущий год сам буду выращивать.

— Ничего другого вы не едите?

— Не ем. Водички не угодно ли? (Валерий придвинул к Аверьяну жестяную кружку.) Правда, вода всё ещё водопроводная. Воду из Таитянки пить невозможно. Речка загажена. Я пытаюсь выкопать колодец, но до воды никак не доберусь. Ах, как Володь мне нужен! Володь Перекатов… Он бы показал мне, где копать. Но Волода не позовёшь. Вы лучше меня знаете, кто его к себе забрал. Поганкам он тоже нужен. Ну да я здесь надолго не задержусь. В рай переселяюсь, на что и прошу вашего благословения.

— Извольте, но насчет рая решаю не я. Могу только молиться о том, чтобы вы туда попали.

— Об этом я и прошу вас. Без вашей молитвы, боюсь, я не попаду туда.

— А наготу прикрыть вы сперва не хотите?

— Никак нет. Наготу прикрыли, когда рай потеряли.

— Что ж, вы из дому так и не выходите?.. В таком виде? — спросил Аверьян.

— Почему же? Выхожу… По ночам больше. В сад выхожу. Да и днём землю вскапываю… За ворота только не выхожу.

— А зимой как же?

— Знаете, попытаюсь выходить и в холода. Думаю, мог бы и к холодам привыкнуть. Но до зимы надеюсь быть уже в тепле, в раю…

— Грех так говорить.

— Почему же грех, батюшка. У меня земля в Двуречье… Между Тигром и Евфратом… Где рай был… Там насажу сад, Бог укажет мне, с какого дерева не есть плодов, и мы начнём всё сначала… В раю, надеюсь, круглый год можно ходить, как в раю. Надеюсь быть в раю к зиме, и вас туда приглашаю. Приезжайте, батюшка. Вот, посмотрите.

Валерий включил компьютер, и на экране появился пустырь, где растительность пустыни сочеталась с болотной.

— Вот где был, вот где будет рай. Я расчищу его своими руками, и уж там-то мне не придётся носить это кусачее тряпьё, разъедающее кожу. Если бы вы знали, как быстро отвыкаешь от него. Не представляю себе, как снова надевать эту мерзость.