Таксидермист

Випруд Брайан М.

– Видимо, это было слишком глубоко в подвале. Ты ему не сказал, где Пискун, нет?

– Нет. Но через него он ко мне попал. Скорее всего, Вито обратил Слоуна, и тот попытался передать Пискуна через меня тебе.

– Что со Слоуном?

– Последний раз, когда я его видел, его окунали головой в ванну с грязью.

Николас скрипнул зубами:

– Плохо дело. Если Слоун заговорил…

– Вито! – сказала Энджи. – Они могли узнать, что Вито осведомитель.

– Надо спешить. Пацаны сообразят, и у тебя в квартире будет полно этих ребят.

До дому мы домчались быстро. Только слишком поздно.

Глава 23

– Не

останавливайся! Проезжай!

Николас стиснул мое плечо. Я отмахнулся от него, и «линкольн» с визгом затормозил перед моим домом. На моем месте кто-то уже стоял, и еще кто-то – рядом. На тротуаре запарковались два патрульных экипажа и одна шоколадная машина без опознавательных знаков. Парадная дверь кафе-мороженого, которую мы никогда не открываем, сорвана с петель, разбита в щепки, будто фанерная. Я заметил, что Энджи стоит рядом – мы смотрели сквозь дверной проем в нашу гостиную. Обернувшись, я увидел только Отто. Николас вновь исчез.

В доме был полный разгром. Можно было подумать, там побывала пожарная команда со всеми их топорами и уважением к правам животных. Мелкие чучела – выдр, фазанов, скунсов, броненосцев, лис – просто расшвыряли по полу. Но те, что побольше, разодрали в клочки. Рыло африканского кабана. Хвост пумы. Половина койотовой головы. Бобровая лапа. Медвежьи ляжки. Стружки и опилки из старых чучел перемешались с пухом и перьями из нашей мягкой мебели, собранной на Парк-авеню. Они раскромсали и тщательно выпотрошили все – от пуфика до оттоманки.

Пернатые не пострадали, как и некоторые чучела зверей, которые не легко было достать (например, зимняя красная рысь, хвала небесам). Наверное, забыли захватить стремянку. Мы вошли, и полицейские сразу обернулись к нам.

– Карсон? – спросил один из копов.

– Я, – ответил я; голова у меня слегка плыла. Энджи ахнула и стиснула мою руку. Мы остановились перед Фредом. Голова смята, ни глаз, ни челюсти не было. Хребет прогнулся, задние лапы оторваны, а грудь раскроена тесаком. Стружек во Фреде осталось больше, чем шкуры. Фред погиб – раз и навсегда. Как и многие.

Коврик, на котором стоял лев, отшвырнули в сторону, половицы выдраны, посудное полотенце и пистолет лежали рядом с дырой. Пискун исчез.

– Детектив? – заорал вглубь комнаты коп.

Цильцер показался в дверях спальни и, прежде чем перейти в гостиную, окинул нас подозрительным взглядом. Позади него показался давешний бальзамировщик, они о чем-то пошептались и двинулись к нам. Нет, не к нам, а к простыне, которой что-то было накрыто. Бальзамировщик опустился на колено и отвернул край, втайне довольный происходящим.

– Вы узнаете этого человека? – безразличным голосом спросил Цильцер.

– Проклятье.

Меня замутило, и я отвел глаза. То был Вито. Горло ему перерезали так глубоко, что казалось, будто у него появился второй рот. Кровь была повсюду.

– Вито Энтони Гвидо, – выдавил я, хватаясь за стул.

– Мне надо сесть. – Энджи положила руку на голову и поискала место, но безуспешно. Выйдя за дверь, она села на ступеньку крыльца. Я услышал, как она расплакалась.

– Не хотите ничего объяснить? – вздохнул Цильцер.

Я потер лоб.

– Сначала мне надо поговорить с адвокатом.

Да, отлично, адвокат. Будем надеяться, что от нового будет больше толку, чем от моего прежнего. При таких адвокатах нужна ли вообще карательная система?

Глава 24

Почему, ну почему я не воспитывался в неполной семье? Почему не довелось мне быть таким, в кожаной куртке, с прыщами, с сигареткой за ухом и пачкой «Лаки Страйк» в закатанном рукаве, с подлой натурой – таким подростком, что околачивается

по углам, планируя новые гонки на машинах или потасовку? Нет, Гарт Карсон не таков. Мне выпало быть одним из тех, кого крутые парни, смеясь, называют ботаником, и чей лучший друг – пухлый близорукий чеканушка по прозвищу Пончик. Девочкам я, в принципе, нравился. Они ворковали над моими светлыми волосами и глубокими карими глазами, но не могли разделить моего увлечения нашими маленькими протомеханическими друзьями из отряда жесткокрылых.

Жаркими летними вечерами, когда положено лакать пиво за супермаркетом или «наскоряк» тискать негордых девчонок в машине на стоянке, я лежал в засаде у фонаря на нашем заднем крыльце, рядом – Пончик, фунтами пожирающий тянучки, – и надеялся вопреки всему, что в пределах досягаемости мелькнет тень гигантского рогача.

И не то чтобы я совсем не делал попыток преступить закон. Впрочем, местная полиция не дала мне расправить крылья. Однажды вечером мы с Пончиком шли в боулинг поиграть на новом игровом автомате «Ивел Канивел» [87] и нас по подозрению остановили и допросили копы. У нас были полны карманы четвертаков, из чего копы сделали вывод, что это мы распотрошили газировочный автомат на заправке. Потом был случай, когда мы до позднего вечера заигрались на причале в «Стратего». [88] Миссис Крюгель навела на нас свой телескоп, и в следующий миг копы уже брали штурмом наш предположительный наркопритон.

87

Роберт Крейг Канивел (Ивел Канивел, р. 1938) – мотоциклист, гонщик, был также прыгуном на лыжах с трамплина и хоккеистом. Известность приобрел в 1960-х гг., когда совершил серию прыжков на мотоцикле через ряды автомобилей и грузовиков.

88

«Стратего» – настольная игра с фишками.

Я никак не мог понять, почему, но люди, облеченные властью, всегда начинали меня сразу в чем-то подозревать. И как бы Энджи ни оспаривала это, я уверен, что есть что-то в моей внешности, отчего любой проходящий мимо полицейский обязательно бросит на меня второй, внимательный взгляд. Николас жил в соответствии с этой генетической предрасположенностью. И хоть не впрямую, но все равно несправедливо, я обвинял его за то, что мне тоже досталась порция.

Наши дедушки были врачи, бабушки – из первопроходцев фермерской породы. Папа был типичный профессор, мама – тихая домохозяйка. Может, плохие хромосомы перепрыгнули через поколение. О двоюродном дедушке Таддеусе у нас говорили вполголоса, и так, чтобы не слышали дети. Позже я долго приставал к маме с расспросами про Таддеуса, но она лишь повторяла свое «Ой, я правда не помню», добавляя только, что он «пахал где-то на Западе».

Не растрать я свою юность попусту в усердной тяге к знаниям, я был бы лучше подготовлен к той пригоршне джокеров, которых жизнь подсовывала мне в последнее время. Нет, бесспорно, судьбе было угодно, чтобы я стал преступником; иначе я не проводил бы столько времени в полицейских участках и не искал бы сейчас запасного адвоката.

Наутро после того, как по моей квартире прошлась кран-баба, Дадли познакомил меня со своим кузеном, серьезным долговязым парнем по имени Алекс Стайн – в темных очках в черной оправе, с черными вихрами и в красной безрукавке. Он казался толковым, но поди разбери? Впрочем, ведь это Дадли пришел мне на выручку со своей картой.