Таксидермист
Шрифт:
Глава 27
Кинотеатр «Савой Ревью» – такая же достопримечательность Нью-Йорка двадцатых в стиле ар деко, что и Эмпайр-стейт-билдинг. Он представляет собой полную противоположность монастырским кельям нынешних мультиплексов. Зал в «Савое» – почти на шестьсот мест. Скорее стадион, чем кинотеатр, и скорее Карнеги-холл, чем стадион: мягкие кресла оббиты красным бархатом, кричаще-пурпурные ковры и золотая роспись по потолку. Может показаться, что смотреть фильм в «Савое» будет гулко и далеко, как в телевизоре на дне глубокого колодца. Это не так: расположение сидений и акустика тонко проработаны. Раз мы с Энджи смотрели из партера режиссерскую
90
«Бегущий по лезвию бритвы» (1982) – фильм Ридли Скотта по мотивам книги Филипа Дика «Снятся ли роботам электроовцы?».
Чем дальше к северу, тем гуще в поперечных проездах слева, куда направляли простых водителей знаки объезда, становились пробки. Хотя дорога была не так уж забита, поскольку у любого таксиста и профессионального шофера хватит ума не лезть на эту улицу вечером перед гала-концертом в «Савое». Прямо впереди, за два квартала до нашего пункта назначения, улицу перекрыли. Мы подкатили к заслону из голубых полицейских козел под подозрительные взгляды фаланги копов из оцепления, сложившей на груди руки. Кучка грошовых папарацци с ближнего тротуара метнулась поглядеть, не узнают ли в нас кого. Наверное, их особенно воодушевило отсутствие всяких преград для их нахальных объективов. Был благоуханный осенний день, и мы решили ехать в «линкольне» с опущенным верхом. Но ни одной вспышки в нас не блеснуло.
К водительской дверце подошел коп, и Отто вынул из-под шоферской фуражки билет и пропуск на машину. Наш русский шикарно смотрелся в шоферской форме, которую я взял напрокат, хоть она и была ему великовата. Оглаживая усы, патрульный изучил билет, оглядел нас с Энджи на заднем сиденье. Узнаваемыми знаменитостями мы не были, и он любезно попросил нас предъявить удостоверения личности. Мы повиновались, он сверил наши фамилии со списком, подтвердил уровень допуска пожатием плеч и засунул под «дворник» нумерованную карточку. Отто получил инструкции пристроиться в очередь из лимузинов, забивших ближайшую поперечную улицу. Высадив нас, он свернет направо в улицу, по случаю события перекрытую. Там он и будет ждать до конца шоу, после которого лимузины двинутся вокруг квартала, чтобы подобрать своих пассажиров – в том порядке, в каком они их высаживали.
Пока же мы ждали в очереди за другими большими черными машинами, каждый из нас троих, наверное, немножко нервничал.
Я? На подступах к Замку «Кто есть кто» на меня налетит свора репортеров и ослепят вспышки. Не защищенного броней гламура, меня, безусловно, сразят наповал их алчные прищуры, сменяющиеся насмешливым пожатием плеч и нетерпеливым заглядыванием на цыпочках: кто там поднимается следом за нами. Я уже ненавидел их за такое разочарование. Кроме того, я малость побаивался выкинуть какой-нибудь позорный номер, например, пролить вино на Питера Дженнингса или двинуть доктора Рут [91] локтем в глаз.
91
Питер Дженнингс – телеведущий «Эй-би-си». Доктор Рут Вестхаймер – популярный психосексолог.
Отто? Он получил жесткое указание не курить, не свистеть и не мычать песен, пока не высадит нас из машины.
Энджи? Она надеялась, что ни Гарт,
– Гарт, положи эту штуку в багажник.
У меня на коленях лежал «жук» от Стюарта Шарпа.
Несколько событий в последнюю минуту сделали наш отъезд из дому особенно суматошным. Стюарт нарисовался в тот момент, когда мы уже уходили, а его жук оказался чучелом редкой птицы, которое я никак не мог упустить. Кость, однако, была фарфоровой лабораторной посудиной, и от обладания ею я отказался.
– Недурной жучок, а? – Я улыбнулся неуклюжему киви на моих коленях. Для непосвященного эта бурая, нелетающая и практически бескрылая птица выглядит как шерстяная тыква. Если ты косишь и дышишь концентрированными испарениями чистящих жидкостей, киви может показаться гигантским долгоносиком. – Халява за пятьдесят баксов. Да еще и с сертификатом, уточняющим, что чучело сделано раньше 1972 года. Надо не забыть оформить бумаги. А еще у нас…
– Не тронь коробку, – зарычала Энджи, и моя рука прыгнула на место. – Зачем ты потащил с собой киви и ее?
– Мы опаздывали. Кроме того, мне хотелось полюбоваться птичкой и узнать, что в коробке.
Коробка была еще одним дополнением последней минуты. Лишь только мы избавились от Стюарта, как перед нашей дверью заскрипел тормозами грузовичок «Федэкса». Я как раз открывал перед Энджи дверцу нашей кареты, и крикнул парню из грузовичка: не для меня ли груз? Груз был для меня, я расписался, и мы помчались. Пока ехали, я открыл коробку и обнаружил, что она внутри холодная. Среди осколков сухого льда в обертке из пузырчатого полиэтилена я увидал красные, желтые и черные полоски. Я ахнул и завопил:
– Змеи!
Энджи обычно не брезглива, но почти у каждого есть животное, вызывающее физический дискомфорт. Верно: безногим рептилиям Энджи умиляется куда меньше, чем щенятам. Но я-то обрадовался. Как сообщало письмо, вложенное в коробку, моя девушка по змеям раздобыла мертвую Micrurus euryxanthus – аризонского кораллового аспида, и еще нашла мне мертвую молочную змею. Двойное попадание. Оставалось только отдать их в набивку.
– Извини. – Я закрыл коробку и спустил на пол, подальше от Энджи. Сердце еще колотилось от такой удачи. Я только тревожился, что лед уже почти испарился, и змеи, кажется, начали размораживаться.
– Ты не беспокоишься за Николаса?
Такая внезапная смена темы обычно служит началом ссоры, и в этот раз – довольно предсказуемой, если оглянуться на участившиеся приступы стресса. Почему-то я никогда не замечаю, как они копятся.
– Вообще-то нет. Он знает, что делает. Он всегда был таким. – Я вздохнул.
– Интересно, он сходил к врачу со своей головой? Ему надо к врачу, разве нет?
– Он не ходит к врачам. Предпочитает фармацевтов, сестер и лаборантов.
– Как это?
– Он понимает это как исключение посредника.
– Ну и глупо. А его и полиция ищет. Я беспокоюсь. Надеюсь, у него все в порядке.
– У Николаса? Он непотопляем.
– А я не уверена. Тебе тоже следовало бы побеспокоиться.
– Он сам спасет свою вороватую шкуру.
– Гарт? – Я понял по голосу, что ледок нарастает. – А не твой ли вороватый брат спас от ретристов твою шкуру? Довольно великодушный, на хрип, поступок для воришки.
Не надо было мне больше ничего говорить, но я не удержался:
– Ты не знаешь его так, как я.