Талантливая мисс Фаруэлл
Шрифт:
Ей хотелось вернуться к отцу; он, должно быть, уже ждет. Бекки осмотрела последние три полотна и вдруг остановилась перед одним из них, висевшим на уровне глаз. Подошла ближе.
Разве она раньше не видела картин? Видела. В младших классах – когда весной они ездили в Чикаго и посещали Институт искусств. И в ресторане «Барнер», где они с отцом часто обедали (мясное блюдо на выбор плюс еще три: гарнир, напиток, десерт) по средам или четвергам, в зависимости от того, когда в ресторане готовили «ветчинный хлеб», – там постоянно менялись натюрморты на стенах. Их привозил управляющий
«Что я, картин не видела…» – убеждала себя Бекки. Однако в отношении этой картины можно было сказать – да, не видела, вот именно такого сочетания красок, такого узора мазков кистью конского волоса, именно на таком холсте в незатейливой деревянной раме, сколоченной гвоздями, при таком освещении. Прошло пять минут. Пятнадцать. Она уже устала стоять; сумочка валялась на полу (Бекки не заметила, как ее уронила). Протянула руку, сняла картину с крючка и какое-то время держала ее прямо перед глазами. С близкого расстояния изображение казалось совершенно иным.
– Ой-ей-ей. – Толстяк из-за стойки мгновенно оказался рядом с ней, осторожно, но решительно взял у нее из рук картину, нахмурился.
Бекки была застигнута врасплох.
– Их нельзя трогать?
– Конечно, нельзя. Боже упаси.
– Простите, я не знала.
Она же только хотела повнимательнее рассмотреть – как вы берете туфельку без пары с полки в обувном магазине и рассматриваете ее.
– Это все продается, не так ли? Постойте, а почему, у вас же музей?
– Да, однако два раза в год мы включаем в экспозицию картины из галерей, на продажу. Если хотите, можно подписаться на нашу рассылку новостей. – Мужчина кивнул в сторону стойки.
– А можно… Прошу вас, чуть ближе? – Бекки подняла руки (вот они, я не буду ничего трогать), затем сцепила их за спиной.
Толстяк развеселился, протянул ей полотно. Бекки почти прижалась лицом к картине, словно хотела впитать ее в себя. Мужчина начал рассказывать (как ей хотелось, чтобы он помолчал) об умершем художнике, его звездной карьере; на него, конечно же, повлиял Хоппер, а также современные абстракционистские…
Бекки пыталась запомнить каждый мазок на холсте, с грустью понимая, что ей пора. Отец наверняка уже ждет.
Наконец мужчина закончил рассказ, осторожно повесил картину на место. Деликатно отступил в сторону, чтобы Бекки могла поднять сумочку.
Она последний раз с грустью посмотрела на картину и собралась уже было идти, но остановилась – ее взгляд привлекла маленькая круглая наклейка на стене.
– Извините, а это?.. – Она указала на число на наклейке.
– Цена.
Пятьсот сорок долларов. Сердце Бекки забилось быстрее. На мгновение перед ее мысленным взором возникли две почти одинаковые суммы – здесь и на чеке, спрятанном в ящике офиса.
«Не сходи с ума», – сказала она себе. Помахала на прощание рукой (но даже не взглянула на толстяка) и поспешила к двери.
Стоя
Октябрьский день клонился к вечеру. Она стояла четвертой в очереди, выстроившейся вдоль пыльной бархатной веревки – специально пришла в послеобеденный наплыв, когда хозяева магазинов сдавали выручку перед закрытием. Тщательно продумала наряд: новый кремовый свитер, заправленный под пояс трикотажной юбки из эконом-магазина, и любимые туфли-лодочки на тонком каблуке. Она представляла себе их звонкое цоканье по полированным плитам вестибюля банка.
Уже третья. Бекки улыбнулась мистеру Форнету, когда он коснулся своей бейсболки, приветствуя ее. За девять месяцев работы ей часто приходилось бывать в банке, и она всегда перебрасывалась парой фраз с добродушным охранником. Погода меняется. Определенно. Если повезет, к Хеллоуину выпадет снег.
Кассирша жестом пригласила Бекки к окошку. Спросила:
– Ты без пальто?
Бекки улыбнулась. Разложила чеки и ведомости на потертой латунной поверхности на уровне груди.
– С ума сошла, – заявила кассирша. – Я даже на перекур одеваюсь!
От банка до мэрии было минут пять ходьбы.
– Я бегом. На каблуках.
Кассирша фыркнула.
– Не убейся!
Бекки изучала эту женщину в течение нескольких недель. И выбрала ее, почувствовав – она легко относится к работе, типа «выключила станок, и пошло оно все к черту». Бекки не знала ее имени, но вполне могла представить себе, как на дамских вечеринках с сослуживицами она, пытаясь перекричать шум кафе, громко рассказывает о последней идиотской выходке менеджера – «этот прыщавый болван». Сияя шикарным розовато-лиловым маникюром, кассирша одним за другим брала приходные чеки, ставила штамп и нажимала на клавиши.
Древний вентилятор под потолком медленно перемешивал воздух. Кассирша уже обрабатывала ошибочное возмещение. Бекки пристально смотрела – чек «Голден» перекочевал в другую стопку, в список на экране добавилось пятьсот сорок два доллара. «Подожди, – уговаривала она себя. – Подожди. Пусть возьмет следующий чек, а потом…»
– О черт! – Бекки прикрыла глаза рукой. – Как я могла…
– Что такое?
Бекки протянула кассирше бланк на выплату наличными.
– Забыла взять подпись! – Возмещение представительских расходов; аккуратнейшим образом заполненный бланк.
Кассирша взяла документ и внимательно изучила его.
– Наверное, решили, что ты теперь сама все будешь подписывать.
Бекки нетерпеливо взмахнула рукой.
– Мне нужно успеть обратно, прежде чем… – Она взглянула на часы. Кассирша сделала то же самое. Поморщилась.
– Я облажалась, – простонала Бекки. – Хотела подписать у них вчера, но…
– Да ладно, – тихо произнесла кассирша. Нацарапала что-то в нижней части бланка и напечатала квитанцию, положив оригинал поверх стопки чеков, затем открыла кассу с деньгами.