Талантливая мисс Фаруэлл
Шрифт:
Бекки прошептала ей через стойку:
– Ты спасла мою задницу.
– Без проблем. – Кассирша подмигнула ей, и этим все было сказано: мы против них. Передала Бекки обратно стопку чеков; задержала в руках конверт с деньгами, взглянула на сумму.
– Хм, пятьсот долларов. Они что, собираются закупить шелковую туалетную бумагу и брендовый кофе?
Бекки наклонилась к окошку:
– Скорее, потратят на проституток и минет.
Кассирша рассмеялась и отдала ей деньги.
– Спасибо, – одними губами сказала Бекки.
Теперь
День Благодарения. В свитере с высоким воротом и джинсовой юбке Бекки сидела на краешке кровати и подпиливала ногти. После праздничного ужина из трех блюд в кафе «Пэлас» на 4-м шоссе в желудке ощущалась тяжесть. Папа за столом почти не разговаривал; ей нечем было заниматься, кроме как есть из массивных белых тарелок: индейка с подливкой, картофель, стручковая фасоль и фаршированные овощи. Три куска пирога, один – сверх заказа, потому что официантка хорошо относилась к Хэнку и рассчитывала на солидные праздничные чаевые. Которые Бекки и добавила к оплате по счету.
Она занималась ногтями, старалась сдержать отрыжку и ждала: картина должна сотворить свое волшебство. Мэрия закрыта, по улицам бродят шумные компании студентов, приехавших домой на каникулы, а комната Бекки все та же – сквозняк и потертые плинтусы. На секунду вспыхнуло сомнение: не в том, что она сделала, а для чего. Что, если впечатление не вернется?
– Папа? – крикнула она, не отрываясь от своего занятия. По телевизору шел фильм об Индиане Джонсе, и по приглушенным звукам, доносящимся снизу, можно было сориентироваться, какую сцену – погоню, драку – показывают в данный момент.
– Ты спишь? – К ее удивлению, телевизор замолк, и она услышала, как отец – тяжелыми шагами, его походка не изменилась даже после нескольких инсультов – поднимается по лестнице.
Бекки встретила его в коридоре.
– Зайди на минутку. – Помогла ему войти и осторожно усадила на кровать, присела рядом.
Сделка произошла в офисе университетского музея. Женщина-продавец – вовсе не тот толстяк, с которым она разговаривала в прошлый раз – и глазом не моргнула, когда Бекки подала ей мятый конверт с деньгами. Бекки сочинила целую историю – у моей бабушки юбилей, семьдесят лет, мы решили сделать ей подарок… но все это вылетело у нее из головы, когда она вновь взяла в руки картину.
– Я так тупила, – сказала Бекки отцу. – Она просто
Бекки положила на заднее сиденье кучу подушек, в том числе и те, с васильками, что сейчас у нее на кровати.
– Она не кусается, – сказала женщина с сухим смешком и немного нетерпеливо. Какой у нее тонкий рот, и на губе герпес.
– Ну да. – Бекки даже не знала, как держать эту штуку – на руках, как пиццу? Перед собой, как щит? И в конце концов просто взяла ее, не задумываясь, как именно она ее держит.
Но с отцом Бекки разговаривала уверенно. Как эксперт. Положила руку на его сутулую спину – он был в шерстяном пуловере, который она сама выбрала ему на вечер. Ей хотелось, чтобы отец оценил ее приобретение, понял, как чудесно иметь в доме настоящую картину, ведь это придавало ее старой комнате совершенно другой вид. И пусть он не беспокоится о деньгах: она хорошо зарекомендовала себя на работе: «Не всем в конце года дают премии». Бекки погладила его по плечу.
– Буря.
– Что ты, сегодня ясно.
Но он имел в виду картину, он смотрел на холст: синевато-серый фон с вкраплениями белого переходил в желто-зеленый оттенок летнего торнадо.
– Это ведь буря?
Он хочет сказать, что она потратила пятьсот сорок (краденых!) долларов на изображение смерча с ливнем?
– Может быть, – нахмурившись, произнесла Бекки.
Картина стояла на подставке в офисе музея, на коленях у Бекки лежал надорванный конверт с деньгами, и все это время женщина с герпесом перечисляла какие-то даты из биографии автора, кто оказал влияние на художника, какие техники он использовал. Бекки чуть не выпалила: «Я же сказала – покупаю». Ей решили устроить экзамен? Почему она ничего не узнала о художнике до того, как приехала сюда?
– И, конечно же, само изображение силосной башни – оно является типичным и в то же время напоминает о ферме, где художник провел детство…
– Чего?
– Силосная башня… – Женщина прервала выступление. – Тема. То, что изображено на картине.
– Ах, да. – Так вот как это называется. Бекки сразу показалось, что она уловила очертания башни, а теперь еще и покосившийся забор, и кипарисы, но они второстепенны. Главное – башня. «Тема», – повторила она про себя. Целых две лихорадочных недели до покупки она, оказывается, не знала тему картины.
Бекки обняла отца за плечи, помогла ему спуститься по лестнице; подождала возле туалета, затем проводила к кровати, расстелив на ней его пижаму. Дальше он справится. Включила оба ночника, положила его очки рядом с будильником – отец ставил будильник на 4:40 утра.
Вернулась к себе в комнату и улеглась в кровать. Ну и что. Да, папа не видел в картине того, что видела она. Вот старый ночник на комоде ему нравится. Черт, даже раньше, когда он не болел, ему не было дела ни до каких картин, он их просто не замечал. Бекки не помнила, чтобы отец вообще проявлял интерес к живописи.