Талантливый футболист
Шрифт:
— Да, да. — Лупеску старательно закивал. — Но, честно говоря, я думал, что он уже был хорошим спортсменом, который только притворяется неумелым.
— Так быстро научиться не может ни один человек. Ян владеет своими мускулами, как и человек, отдавая им приказания, его мускулы повинуются ему. Важно то, что он распознает эти приказы лучше человека. Поэтому он превзошел всех остальных спортсменов. Было бы неправильно противопоставлять его людям.
— Я побеседую с ним, он наверняка захочет играть дальше, — сопротивлялся Лупеску.
Мартин Штайн разозлился,
— Это бесполезно, мы должны прекратить эксперимент.
— А кто его может запретить?
— Никто, — ответил Милл, — потому что никто не знает о нем. Это, так сказать, частная инициатива, конечно, недопустимая и непозволительная. Возможно, мы уже зашли слишком далеко.
Лупеску хитро подмигнул:
— И поэтому вы испугались, что дело раскроется.
— Да, это можно и так понимать. — Мартин Штайн вздохнул.
— Я буду молчать как рыба, а вы разрешите Яну еще поиграть в этом сезоне в моей команде. Согласны? — Лупеску не хотел потерять недавно обретенного аса.
Мартин Штайн уставился в пол. Предложение тренера совсем не понравилось ему, но он заметил скрытую угрозу в его словах.
— Его развитие не пойдет дальше, — сказал он. — Ян может совершенствоваться только до определенной степени в любой человеческой деятельности — это касается не функций его тела, а мускульных и духовных способностей.
Милл продолжил:
— Конечно, он никогда не нарушит законов гуманности и не нападет на человека, этот запрет вложен в его программу. Но через определенное время его духовная ограниченность обязательно проявится. К примеру, он совершенно не способен беседовать на отвлеченные темы.
Лупеску с ужасом переводил взгляд с одного инженера на другого:
— Но это ему совсем ни к чему. Это я уже давно заметил. Главное, что он умеет играть.
В проходе раздевалки послышались шаги, громкие голоса. Лупеску подскочил к двери и распахнул ее.
— А, второй тайм, — облегченно вздохнул он. В коридоре появился Симсон.
— Можно мне с вами поговорить, тренер? — спросил он.
Лупеску колебался, остатки гордости и тщеславие боролись в нем. Перед ним стоял человек, который протащил его в своей газете, но зато он же имел возможность и реабилитировать его команду, похвалив ее. Как молния в голове пронеслась мысль: может быть, даже к лучшему, что Симеон поговорит с ним именно здесь и сейчас.
— Я не помешал? — Симсон сделал движение, как бы собираясь уйти.
— Нет, заходите, — воскликнул Лупеску, — если у вас найдется несколько минут…
Футбольный журналист уселся рядом со стариками. Он смотрел на них с любопытством.
— Я должен вас поздравить с таким наследником, это фантастика!
— Как там дела? — осведомился Лупеску.
— У вас все прекрасно, девять — ноль в пользу вашей команды.
— Игра еще не окончена, — проговорил Лупеску осторожно.
Симеон скептически покачал лысой головой:
— Вы что же, еще опасаетесь поражения?
— Мяч круглый, всякое может случиться. Журналист посмотрел на потолок:
— В конце-то концов мне надоели
— Технически он был уже хорошо подготовлен, — ответил Лупеску без запинки. Он рассеянно провел по своим волосам и продолжал с притворной улыбкой: — Его отец и дядя были в последнее время, можно сказать, его истинными тренерами. А мне осталась небольшая работа: развить и укрепить некоторые технико-тактические элементы. А что подобные способности увлекают любой коллектив, мне не нужно вам говорить.
Симеон спросил:
— А где он играл раньше? Последовало неловкое молчание.
— Раньше он не числился ни в какой команде; собственно, он собирался стать артистом. А ведь он настоящий Пеле! Ну вот, а я все-таки уговорил его стать футболистом. — Лупеску ненатурально хохотнул.
Журналист с сомнением глянул на тренера и обратился к «отцу» Яна:
— Так это вы тренер?
Мартин Штайн утвердительно кивнул.
— Это интересная история! — Симсон пришел в восторг. — Такого мне еще не приходилось слышать. Можно мне побеседовать с вами подробнее хотя бы на следующей неделе?
— Нет, мне не хотелось бы. Мне неудобно, такая широкая огласка…
— Но паблисити неизбежно, спортивная общественность хочет знать, откуда появился новый игрок, какое у него хобби, как он научился играть, что он читает, о чем думает, какие у него взгляды.
— Нет, нет, оставим это! — Милл вскочил и поднял руки, как бы защищаясь. — Мы терпеть не можем подобной суматохи.
Симеон посмотрел на него удивленно:
— А для чего же, вы думаете, существуют газеты? Суматоха! С этим ничего не поделаешь, а вот мне кажется, что вы что-то скрываете! — Журналист в ярости вскочил: — Я знаю по опыту, что дело не пойдет, если мы не напишем о нем.
— Тише, дети, не шумите! — Лупеску похлопал Милла и Симеона по плечам. — Мы обговорим все по порядку, без всяких волнений. — Он усадил обоих на место. — Я позову Яна, вы его чуть-чуть поспрашиваете. Но я не уверен, правильно ли будет с нашей стороны ставить его сейчас в центр внимания? — обратился тренер к журналисту. Симсон поднял руку, успокаивая:
— Нечего бояться, речь идет о моем личном впечатлении.
Лупеску вызвал номер десятый в раздевалку.
— Поздравляю с выдающимися достижениями, — произнес Симсон, внимательно разглядывая парня.
— Спасибо, это лишь логический результат удачно сложившейся ситуации.
Симеон согласился:
— Можно и так это сформулировать. Но ваш личный талант был предпосылкой этого.
— В какой-то степени, а в остальном — неспособность противника.
Симеон развил тему:
— Кто вы по профессии?
— Обучающийся.
— Вы имеете в виду — учащийся?
Прежде чем Милл успел вмешаться, Ян Штайн подчеркнул:
— Я имею в виду то, что говорю.
— Он еще не приобрел профессии. Мы решили, что ему следует набраться некоторого опыта, прежде чем решать, чем заниматься в дальнейшем, — объяснил Мартин Штайн.