Талисман
Шрифт:
— О, nei mah-tao-yo, — прошептал он. — Ты дрожишь.
Его рот продолжал свое движение вниз. Губы, как шелк, покусывали ключицу. Остро сознавая, что низкий вырез рубашки не был преградой для него, она отпустила его запястье и сжала обеими руками его лицо. Подняв его голову, она встретила его взгляд, еще более обеспокоенная блеском желания, который увидела в его глазах.
— Ты пугаешь меня.
— Этот страх boisa. — Под рубашкой его теплая ладонь остановилась на ребрах. — Ты моя женщина.
— Как раз это пугает меня. Ты не можешь купить женщину. — Она уперлась одной рукой
Опустив руку на ее талию, он отклонился от нее и глаза его стали задумчивыми.
— А когда ты придешь по своей воле, ты не будешь бояться?
— Я… —Она смотрела на него. —Я предполагаю, что, если — не то чтобы я когда-нибудь захотела, учти, — но, если я приду к тебе по своей воле, тогда нет, я, вероятно, не смогу. — Лоретта понимала, что несет чепуху. У него был растерянный вид, и она понимала его. Она замолчала и опустила глаза. — Это совершенно невероятно, чтобы я… но, если бы я пришла, не думаю, что стала бы бояться. Я не пришла бы, если бы боялась.
Рука, обнимавшая ее, расслабилась. После рассматривания ее в течение периода, показавшегося вечностью, он сказал:
— Тогда Охотник будет ждать. До тех пор, пока Боги не приведут тебя большим кругом назад к нему.
Обратное путешествие к дому Лоретты заняло пять дней. Несмотря на свое нетерпение, временами она ловила себя на том, что в действительности получает удовольствие от медленного продвижения. Сорок воинов команчей, сопровождавших ее и Охотника, относились к ней доброжелательно, и она больше не испытывала страха, когда ее господин не был рядом с ней, что случалось редко. Домой. Кошмар почти закончился.
Лоретту беспокоили мысли о том, какой прием будет ей оказан. Люди вряд ли поверят, что пленивший ее индеец не изнасиловал ее. Но она решила не думать пока об этом. Потому что сейчас ей было достаточно того, что она снова увидит Эми и тетю Рейчел.
Охотник старался сделать все, чтобы время прошло быстрее. Для этого он учил ее всяким премудростям, пока они ехали: как найти воду, наблюдая за птицами и дикими лошадями, с помощью определенных трав, которые росли только вблизи подземных источников, как оставлять следы; и самое интересное, как читать знаки, оставляемые команчами, чтобы обозначить направление их движения.
— Охотник, если ты оставляешь знаки для других команчей, почему белые люди не могут тебя найти?
— Они не так умны. Лоретта негромко рассмеялась.
— Мне кажется, ты оскорбил меня. Ты считаешь меня глупой?
Он посмотрел на нее взглядом, который заставил ее рассмеяться снова.
— Немного умная. Потому что я учу тебя.
— О, значит, я невежественная, но не глупая? Я предполагаю, что могу принять это. — Она окинула взглядом бесконечное пространство золотых холмов, вытянувшихся перед ними, как буханки свежеиспеченного незаквашенного хлеба. Этот суровый край был для Охотника его главной кладовой, ее полки хранили все, что ему могло понадобиться. Для нее это было чужим и незнакомым местом, пугающим и таким огромным, что оно оказало
— Это хорошо. Жизнь tosi tivo boisa.
— Как так?
Он кивнул в сторону сухого месквитового дерева, росшего из группы камней.
— Он сажает мертвые деревья в землю, и они падают. Это дерево не падает.
Жеребец Лоретты нетерпеливо отошел в сторону. Она сместила свой вес и вернула его обратно в общий строй. Поглаживая шею и сощурившись, глядела через пыль, которую поднимали другие лошади.
— Нет, оно не падает, но оно и находится не там, где в нем есть потребность для того, чтобы сделать забор, например.
— Забор говорит, что земля принадлежит tosi tivo? Он станет пылью в ветре, забор сгниет, а земля останется. Другой tosi tivo придет и посадит еще мертвые деревья. Это все boisa.
— Но tosi tivo покупает землю. Она принадлежит ему. Он сажает мертвые деревья, чтобы другие знали, где граница его земли, чтобы скот не разбежался.
— Он не может купить землю. Мать Земля принадлежит настоящему народу.
Лоретта смотрела вслед другим воинам, молчаливая и задумчивая.
— Настоящему Народу. Твоему народу?
— Да.
— Это ты так считаешь. Но мы считаем, что землю можно купить. И огородить. Ты понимаешь? Никто не хочет украсть у тебя. Они берут только то, что им дает правительство или за что они заплатили. Ты должен научиться мыслить без предубеждения. Земли много, хватит на всех.
Охотник проворчал.
— Пусть tosi tivo найдет землю, много на всех, и сажает там мертвые деревья. Эта земля команчей, и она не может быть подарена или куплена.
— А мы говорим, может. Как ты любишь говорить, глупо бороться, когда не можешь победить. Мы сильнее. У нас лучше оружие. Когда твой противник превосходит тебя количественно и умнее тебя, ты должен отказаться от старого образа жизни и принять новый.
Он посмотрел на нее.
— Сильный прав?
— В общем, да, думаю, что так можно сказать.
— Ты говоришь, женщину нельзя купить. Я говорю, можно. Я сильнее. Я прав.
Как только она начала расслабляться в отношениях с ним, он выбивал опору у нее из-под ног.
— Это совсем другое.
— Я говорю нет. — Озорные огоньки бегали у него в глазах, когда он медленно смерил ее взглядом от лодыжек до талии. То, как его взгляд задержался на бедрах, заставило ее покраснеть. — Ты веришь По-другому. Но я сильный, ты нет. Я возьму то, за что заплатил. Ты сдашься? Моему порядку?
— Никогда. — Она потянула край его рубашки вниз, еще раз с болью сознавая, что ее ноги прикрыты только штанами. — Это совсем не одно и то же.
— О, но это одно и то же. Твое сердце кричит нет. Наши сердца кричат нет. Сильный не всегда хороший. Не проси этого индейца сделать то, что ты не можешь. Это мудрость.
Ком застрял у Лоретты в горле. Она никогда не смотрела на ситуацию с точки зрения индейцев. Их земля? Некоторым образом они имели право считать так. Они были здесь первыми. Она закусила нижнюю губу, не желая признаваться самой себе в том, что ей трудно согласиться с этим.