Таллинский дневник
Шрифт:
Пронеслась страдная осенняя пора 1941 года, ее сменили долгие и однообразные дни и ночи первой блокадной зимы. Корабль стоял во льдах и ремонтировался. Моряки часто увольнялись на берег к своим семьям и родственникам, а у кого не было в Ленинграде родственников, те завязывали знакомства.
Продолжая свой рассказ, Леня заметно нервничал и курил одну папиросу за другой.
– Я слишком доверял, - сознался он. - Спрошу матросов, куда ходили, с кем встречались, как время провели, и думаю, что они мне всю правду говорят. А люди-то разные: один с чистой душой, а другой хитрит. Доверчивость-то меня и подвела. А дело
Он на время умолк и сидел мрачный, не выпуская из рук папиросы. Я тоже молчал. Наконец, стесняясь и явно испытывая неловкость, он вновь заговорил:
– После того похода вы писали о нашем корабле, хвалили нас, а сейчас небось жалеете.
Что я мог ему ответить? В жизни многое случается. У каждого бывают огрехи. Но в дни опасности он не хитрил, а храбро воевал. И это главное. Я сказал, что пройдет время и все забудется. Он взбодрился, встал, прошелся по каюте и сказал:
– Поверьте, я не жажду славы и почета. Служба есть служба. На канонерке я привык и хочу служить здесь до самого конца войны!
Много позже, лет через пять после окончания войны, наши пути-дороги с Леонидом Золотаревым снова сошлись. Мы вместе служили в Первом Балтийском высшем военно-морском училище (теперь училище подводного плавания имени Ленинского комсомола), и я каждый день встречался с ним, а главное, наблюдал, как он всю душу отдавал воспитанию будущих офицеров.
В тот день, при нашей встрече на корабле, Золотарев сообщил мне, что с часу на час ожидается приказ о нашем наступлении на Карельском перешейке.
Мы с ним пошли в кубрики. И вдруг узнаем: командира корабля вызвали к флагману. Смотрим, действительно, он торопливо спускается по штормтрапу, и его катер отваливает от борта.
– Значит, дело будет, - повеселел Золотарев.
Сигнальщики смотрят через окуляры стереотрубы на флагманский корабль, пытаясь определить, что там происходит.
Командир возвращается очень скоро, ни слова не говоря, проходит к себе в каюту и приказывает созвать всех офицеров.
– Будем воевать, - объявляет он и дает краткие указания.
Резкие звонки оглашают корабль. И вот слышна команда: "По местам стоять, с якоря сниматься!"
Утро
– Сегодня мать-природа с нами в союзе.
Позади остается Петровская гавань, отвесные гранитные стенки маленького островка Кроншлота. Справа далекой, едва заметной чертой выступает лесистый берег.
И командир корабля, и Золотарев в каком-то особенно настороженном состоянии. То в бинокль рассматривают лесистый берег, то, услышав гул авиации, запрокидывают голову к небу и долго наблюдают за самолетами.
Несколько дней назад на фронт отправилась группа корректировщиков огня канонерских лодок. Сейчас корабельные радисты установили с ними связь. В шумах эфира ясно и отчетливо различают знакомые позывные своих "полпредов".
– Внимание! К работе готов. К работе готов, - повторяют они по нескольку раз одно и то же.
Постепенно рассеиваются дымки, все яснее зеленая береговая черта. Это и есть форт Ино.
Командир корабля обращается к управляющему "гнем:
– Следите за часами. Скоро первый залп!
Комендоры смотрят на мостик, а все, кто на мостике, следят за бегом стрелок корабельных часов. Еще пять минут, четыре, три.
Слышатся звонки машинного телеграфа. Рулевой быстро вращает штурвал. Корабль начал боевое маневрирование.
Голос командира тверже, увереннее. Решительный миг приближается.
Продолжаем наблюдать в бинокль за пологим песчаным берегом, таинственным и молчаливым. Что-то там происходит?!
Сейчас этот берег молчит, как мертвый, хотя мы знаем, что у него есть свои глаза; они пристально следят за нами, и где-то в глубине зелени притаились пушки, развернутые в сторону моря.
Мы слышим отрывистые команды управляющего огнем:
– Фугасным. Прицел... Целик...
Наконец долгожданное слово:
– Залп!
Ревет ревун. Глаза ослепили желтые огненные вспышки. Оглушающий удар и волна горячего воздуха.
Кажется, разом все вздрогнуло - и корпус корабля, и небо, и воздух, и далекий берег.
Куда ни глянем - повсюду сверкают желтые вспышки.
Стреляют балтийские форты. Стреляет Кронштадт. Стреляют корабли, идущие нам в кильватер. Раскаты грома разносятся над морем, и неутихающий гул висит в воздухе.
В такие минуты внимание рассеивается, но матросы у орудий методично делают свое дело. В руках у комендоров мелькают снаряды. Ловкие движения, команда "Огонь", желтые вспышки орудий, и из канала ствола снова струится дымок...
В общей канонаде улавливаются басовые голоса линкоров и крейсеров, тех самых кораблей Балтики, что 900 дней не только защищали Ленинград и оборонялись, но изо дня в день вели наступление, подтачивали силы противника, разрушали его оборону, подготовляли все условия для окончательного разгрома врага.
Голоса наблюдателей:
– Справа на берегу огненные вспышки.
На мостике смотрят в бинокли.
– Ага, противник дает о себе знать!.. - воскликнул Золотарев.
Снаряды свистят над нами. Вдали от кораблей, на море, поднимается несколько всплесков.