Там, где два моря
Шрифт:
– Ты знаешь, мне почему-то кажется, что нет у него никого...
– Я думала об этом. Не похоже как-то...
– А на что похоже? Хотела бы я знать.
– А уж я-то как хотела бы... Вот какого ему надо?..
– А может, его что-то мучает – какая-нибудь болезнь загадочная?.. А признаться он не может...
– Ну да. И название красивое. «Боязнь Бэллы»...
– Да-да! Интимофобия! – поддержала начитанная Люся. – Может, он привязаться к тебе боится.
– Боже! Как я устала!.. – снова возопила Бэлла. – Хорошо милиционерам, – почему-то добавила она
Не поняла Люся:
– Милиционерам? Почему?
– У них оружие есть. Табельное.
– ?!..
– А еще врачам хорошо. У них лекарства всякие. Надежные, – Белку несло. – А по-другому я не смогла бы.
– Дура ты, Белка! – сказала Люся. – И не лечишься!..
– Знаешь что, – сказала Белка. – Я есть хочу. Пойдем куда-нибудь, в «Патио» пойдем – пиццу поедим!
Файл 37.docБэлла и люди в белом
В поликлинике был аншлаг. Бэлла избегала бывать в таких местах, как-то неважно они сочетались: Бэлла и серые казенные стены, Бэлла и белые халаты, Бэлла и унылые старушки... – это из разных опер, определенно.
Но деваться было некуда, «отношения» со Стасечкой, а точнее, их отсутствие, становились все болезненнее, и скоро они ее доконают.
От Бэллы здесь, правда, не было почти ничего – даже имени. В нервной очереди уже битый час сидела, скрестив ноги, Вера Викторовна Шмалова. Может, стоило послушать Люсю и обратиться в приличную частную клинику?
На Вере был полинявший еще в прошлом веке свитерок, косметики не было, «корону» она на всякий случай оставила дома, а пышные кудри стянула резинкой. Надо было только спрятать глаза.
– Входите, больная! – скомандовала медсестра с выпуклыми глазами и оплывающей шеей.
Она отличалась особой худобой, а в голосе звучали нотки раздражения. Ей было все время жарко, и она сильнее распахнула окно, впуская в кабинет стылый весенний воздух.
Ветер гулял между белыми стенами, которые так оживляли анатомические изображения некоторых органов сложного человеческого организма и рекламные постеры новейших фармацевтических чудес. Было холодно, и Верка попыталась запахнуться в свитер, почти обнимая руками сама себя. Присела на краешек стула.
– На что жалуетесь?.. – спросила докторша, не отрывая взгляда от пустой карты Шмаловой, не понимая, почему в ней нет никаких записей.
«На что я жалуюсь?.. Не любит он меня», – подумала Бэлла, а Верка Шмалова не знала, как сказать, что у нее болят все нервы, плачет душа и стынет сердце.
Докторша оторвалась от бумажки и в упор посмотрела на «больную». В упор, правда, она посмотреть никак не могла, потому что откровенно косила одним глазом, и глаз этот по обыкновению упирался во что-то другое. Вот сейчас, например, одним глазом она смотрела ей прямо в лицо, а другим оценивала изысканный маникюр Бэллы, который никак не вязался с облезлым свитером.
– Мне бы... таблетки. Чтобы спать, – робко проговорила Вера и с надеждой посмотрела на рекламу достижений фармацевтической промышленности. – Ну, от
– Не нравитесь вы мне, – ни с того ни с сего безапелляционно сообщила женщина-врач.
Еще бы, подвижное лицо Белки мотало от Веры Шмаловой к Бэлле Шмель и обратно, она никак не могла его «собрать» и сделать, наконец, попроще.
– А что вам во мне не нравится?.. – Бэлла обалдела и бросила на докторшу мятежный взгляд.
– Все, – ответила та, и Бэлла обалдела еще больше.
– Почему?..
– У вас взгляд фиксированный.
– Выписывать направление? – вклинилась медсестра.
– Да. Снимок черепа в двух проекциях. Есть основания предполагать турецкое седло.
– Аа-а... – запаниковала «больная» и уже готова была продемонстрировать какое-нибудь острое клиническое проявление новообретенной загадочной болезни, но не знала, какое именно.
– Дети есть? – сухо спросила докторша.
– Да... То есть нет, – с перепугу запуталась Вера.
– Вот видите! – обрадовалась та. – И вы знаете, весна, обострение...
«Да, обострение», – тупо думала Бэлла. А Верка Шмалова кивала головой и испуганно смотрела на докторицу:
– А... а это лечится?.. – подавленно спросила она.
– Лечится, – успокоила докторша и добавила покровительственно: – Вы только самолечением не занимайтесь! Ни в коем случае! Я вас вылечу.
Бэлла вдруг поймала себя на мысли, что она уже целых полчаса не думает о Станиславе Свенягине. Терапевтический эффект надо было закрепить, поэтому Вера Шмалова безропотно согласилась подвергнуть себя рентгеновскому облучению где-то сколько-то микрорентген в час.
– Вот что, милочка, – строго сказала женщина-врач, пытаясь навести на нее оба глаза, – сделаете снимочек – и сразу ко мне! Сразу ко мне! Да, не волнуйтесь вы так! У меня таких, как вы, еще три женщины... – увещевала докторица, а Бэлла впадала в тихую панику с отсроченной истерикой.
«Теперь понятно, – обреченно думала она, сидя в новой очереди. – Все ясно. Все дело в турецком седле!..»
Она не спала всю ночь. К ужасу Бэллы, турецкое седло у нее действительно было. «В норме» – написали размашисто на маленьком листочке, прикрепленном к огромным страшным снимкам Веркиного черепа в двух проекциях.
Еще через два дня врачиха посмотрела на выписку с разочарованием в обоих глазах и самолично накорябала еще несколько направлений к еще более «узким» специалистам.
Верка Шмалова бросила прощальный взгляд на проявления базедовой болезни и дунула из поликлиники, как подорванная... Если бы не каблуки и не грязь под ногами, она вполне могла бы уложиться в норматив по бегу на сто метров.
Файл 38.docГерой нового романа
Он мчался с полосой дождя. Он шел со скоростью тучи. Эти первые летние дожди приходили внезапно. Крупные капли разбивались о стекло, и дворники, ритмично шурша, стирали прозрачные ручейки, а они проливались снова и снова.