Там, где горит свет

Шевченко Ирина

– Дай, я. – Квартирант отодвинул ее в сторону. Взял мальчика на руки, осторожно уложил на постель и покачал головой, поглядев на его сестру. – Завязывала бы ты тяжелое таскать. Надорвешься, а тебе еще… к-хм…

– Что мне еще? – заинтересовалась Софи, но парень отвечать не пожелал.

Пока она аккуратно, стараясь не разбудить Люка, снимала с него вязаную безрукавку и теплые гамаши и укутывала малыша одеяльцем, Тьен наскоро разобрал железную дорогу, задвинул в угол и предложил:

– Может, на кухне посидим, чтоб малому не мешать?

Валет

никогда не задавался вопросом, как это связано, но тетка Клара, жившая в его доходке на втором этаже, сразу у лестницы, часто кричала на свою дочь, когда та хваталась за тяжести: «Куда сама? Надорвешься, а тебе рожать еще!». А девка у нее рослая, дебелая, в плечах иного мужика шире. Не то, что Софи. Но на эту прикрикнуть было некому, вот и тянула все сама: корзины с углем, брата, дом, работу. Его тогда от реки приволокла. Зачем? Вор не раз порывался спросить об этом, но все не знал, как подступиться. Теперь же, когда, как в слободе говорят «навел мосты», не мудрствуя лукаво, задал вопрос в лоб.

– Думала, сгодишься. На бульон да на жаркое, - хихикнула девчонка. – Не разглядела сразу, какой тощий.

Вроде и немного вина выпила, но развезло ее чуток с непривычки: щеки раскраснелись, глаза блестят, улыбка с губ не сходит.

– На бульон хватило бы, - поддержал он нехитрую шутку. – А не страшно было чужака в дом тащить? Догадывалась ведь, что не семинариста пригрела. Сегодня почти не удивилась, когда сказал, чем живу.

– Догадывалась, - чуть посерьезнела Софи. – Только мне бояться нечего. Вор и вор, красть у нас все равно нечего.

Так-то оно, так, но девчонке, что сама, без отца, без матери живет, от незнакомого парня не только покражи опасаться нужно. А эта и не думает: одно слово – мелкая.

– Бояться всегда есть чего, - попытался вразумить он ее.

– И чего же?

Глазища вытаращила, улыбка, как была, рассеянная. Валета прям злость взяла на такую глупость. Еще чуть-чуть и ляпнул бы такое, чего она отродясь не слыхала, но сдержался. А Софи поерзала на стуле, улыбаться перестала и переспросила серьезно:

– Так чего мне от тебя бояться?

– От меня? – растерялся парень. – От меня – ничего. Я же сказал, я…

– Вот и хорошо. Можно, и я тебя спрошу?

– Спрашивай.

– Как у тебя рана так быстро зажила?

Этого вопроса Тьен ждал давно, но ответа на него так и не придумал, ни для Софи, ни для себя.

– Не знаю.

Девочка обиженно поджала губы.

– Вот и говори с тобой! Я, как есть, все рассказала, а ты…

– Правда, не знаю. Зажила, и все. Я в таком не разбираюсь. Всякое же бывает. У нас в слободе плотницкая одна есть, мебель на продажу делают. Так два года назад сынок хозяйский, лет семь ему тогда было, палец под резак подставил. Начисто оттяпало. А доктор приставил на место, кожу сшил, и приросло. Зуб даю, сам видел.

– Про других ты рассказывать горазд, - заметила Софи. – Как и зубами разбрасываться.

Тьен непроизвольно сжал губы.

– Другое что спроси, - предложил миролюбиво. –

Отвечу.

– Сколько тебе лет?

– Не зн… Семнадцать, - вовремя спохватился он, вспомнив каракули в потерянном паспорте.

– А как ты стал вором?

– Как стал воровать, так и стал вором.

– А живешь где?

– Ну ты даешь, подруга! – рассмеялся Валет, забыв прятать дырку в зубах. – Здесь я живу.

– И надолго планируешь задержаться?

Деловитый тон, которым это было сказано, настораживал.

– Снова гнать будешь? – с опаской поинтересовался вор.

– Пока нет. – Софи уже совсем не улыбалась. – Хочу знать, на что рассчитывать.

– Деньги нужны? – понял он.

– Деньги всегда нужны, - вздохнула девочка. – Но мне теперь…

– Договаривай уже, - потребовал Тьен, когда она резко смолкла.

– Тянуться надоело, - созналась она, уставившись в пол. – Каждую монетку считать, экономить. Нормально жить хочется. Есть нормально. Люку самой игрушки дарить, одежку новую… Коньки себе купить. Или под залог брать, но так чтоб не жалеть потом… Понимаешь?

Подняла на него глаза, блестящие уже не от радости, а от выступивших слез, и Валет поежился: серьезный разговор вышел, он не на такой рассчитывал.

– Понимаю. Даже лучше, чем ты себе представляешь. Сам почти о том же в последнее время думаю… А ты что же, решила мне каждую неделю плату поднимать?

Грубую попытку свести все к шутке не оценили.

– Нет, конечно, - сказала Софи серьезно. – Да и три листра – слишком много. Ты же продукты покупаешь, так что пусть уж два, как раньше. А я теперь в лавке буду больше получать… наверное. Еще семян купила, посажу опять. К новому году уже не успею, но весной на цветы спрос будет…

– А, цветочки, - протянул парень.

Вышло, хоть и не хотел, пренебрежительно, и девочка сердито насупила брови.

– Цветочки. И что? Сам, небось, раздумываешь, где бы украсть побольше?

Валет о своей профессии, если и говорил без гордости, то уж точно не с презрением. Царапнуло. Еще и от малолетки, у которой рыльце тоже, между прочим, в пушку.

– Угадала. – Сплюнул он раздраженно.
– Деньги, они, говорят, не пахнут. Но тебе-то, после касторки лучше знать.

Врала мелкая, что совсем его не боится: не боялась бы, уже б схватила со стола что-нибудь, бутылку ту же, и приложила его. Если бы получилось. А так – только подобралась вся, ощерилась зверенком, но глаза враз просохли от злости.

– Еще тот случай помянешь, пойдешь другое жилье искать, - пригрозила она сквозь зубы. – И подарками уже не задобришь. Я такое только раз сделала. И не только потому, что жить не на что было. Аптекарю тому… Чтоб знал, как на чужих смертях наживаться!

– Что? – опешил Валет, враз позабыв, что хотел как следует приструнить малявку, чтобы не вякала. – Это Ганс на чужих смертях наживается?

Софи закусила губу, потупилась.

– Мама из-за его микстур умерла, - прошептала она едва слышно. – Доктор сказал, если бы по рецепту все делалось…