Там, где горит свет
Шрифт:
– Разбудил?
– Тьен закрыл лицо ладонями. Голос прозвучал сдавленно и глухо.
– Извини.
– Страшный сон?
– Вроде того.
От коснувшейся плеча ладони по телу прошло умиротворяющее тепло. Так неожиданно, что он вздрогнул, и Софи, почувствовав это, отпрянула. Внутри снова похолодело.
– Принести тебе что-нибудь? Воды?
– Нет, не надо.
Осторожно, проверяя странное предчувствие, он дотронулся до ее руки. Тепло. И светло. Яркий свет, исходивший от нее, проникал прямо в душу, изгоняя из нее
– Тогда я пойду?
Она попыталась отнять у него руку, но парень лишь сильнее сжал ее ладонь, притянул к лицу и прижался к ней лбом.
– Подожди. Задержись на минутку.
На две, на три - тьма не хотела оставлять его так легко.
– Я хотел попросить прощения за книгу. Просто не знал, как объяснить насчет куртизанок, и...
Нет, он не раскаивался, но сейчас готов был говорить все, что угодно, только бы она не уходила. И он говорил. Держал ее руку и втягивал в себя ее свет, грелся ее теплом, впервые в жизни по-настоящему чувствуя себя вором. Пил ее, словно воду...
Вода! Две горизонтальные волнистые линии - это вода. Две прямые - земля. Волнистые, но вертикально - воздух. Одна ломаная, словно острые зубцы или застывшие языки пламени – огонь.
– Тьен, пусти, пожалуйста. Мне больно.
Последний глоток света. Глубокий вдох, чтобы голос не задрожал от волнения.
– Хочешь, в следующий выходной опять куда-нибудь сходим? Только не к поэтам.
– В галерею?
– нерешительно предположила Софи.
– В музей.
Глава 11
До утра он не сомкнул глаз. Думал. Пытался понять.
Что это было? Обычный кошмар? Воспоминание? Сердце подсказывало, что последнее. И тогда это объясняло бы … Это объясняло бы, почему его так страшат полеты, и больше ничего. Ни намека на природу происходящих с ним странностей, а ведь это странно – видеть в другом человеке внутренний свет и вытягивать этот свет, наполняя им свою душу. Но полегчало. Посветлело.
Ночь за окнами уступила место серому утру, и фабричный гудок позвал к станкам новую смену, а Тьен так и не надумал ничего нового. Лежал, прикрыв глаза, слышал, как вышла из своей комнаты Софи, выскочила на двор, а после, негромко звеня посудой, завозилась в кухне.
– Доброе утро.
Не выдержал, встал. Захотелось увидеть ее, проверить, не примерещилось ли. Бывает же: просто настроение дурное, а тут – заботливый голос с нотками тревоги, теплая рука…
Но нет, не показалось.
– Доброе.
Девчонка светилась. Не все время, но если поглядеть как-то так, не прямо, а будто сквозь, становилось видно окружавшее ее сияние. Рука непроизвольно потянулась вперед, и пальцы сомкнулись на худеньком запястье.
– Ай! Ты чего?
– Ничего, прости.
Ничего. Совсем. Он видел ее свет, но теперь не мог взять ни капли. Может, делал что-то не так. А может, уже не нуждался так остро в приливе чужого тепла, как это было
– Подморозило, - сказал он, вернувшись из уборной. Тепло оказалось недолгим. – Ты бы малого не тащила. Пусть остается, выспится.
Софи замотала головой – вспомнила, как было в прошлый раз.
– Обещаю, мы и во двор не выйдем, пока ты не вернешься.
Неизвестно почему, но она поверила.
Люк тоже светился. Его сияние было другим, чище и теплее, чем у сестры. И его не нужно было пить. Достаточно притронуться, и губы мимо воли складывались в улыбку, а тревоги казались далекими и несущественными. Тьен подумал, что так, должно быть, светятся дети. Весь день он старался держаться к малышу поближе и почти не думал о неудачных полетах и испещренной таинственными знаками плите.
– Скользко, - пожаловалась возвратившаяся из лавки Софи. – Хоть на каток не ходи.
– Как это – не ходи? – возмутился вор. – Мы уже собрались!
Ему не терпелось вырваться из дома и посмотреть на других людей. Увидеть, пощупать, попробовать.
– Мы соблались, да! – подтвердил решительно напарник. – На каток!
Святочное дерево в центре ледового круга еще пестрело лентами и игрушками, а праздничную иллюминацию уже сняли. Но сегодня Тьен этого не заметил: для него площадь горела сотнями огоньков, и стоило немалых усилий не уподобиться гоняющемуся за солнечными зайчиками щенку, перебегая от прохожего к прохожему с высунутым от предвкушения игры языком.
Для первого опыта юноша решил удовольствоваться узким кругом знакомых.
Непоседливая и смешливая Амелия совсем недалеко ушла от ребенка. Щедро рассыпаемые ею лучики только дивом не топили лед под ногами и вызывали улыбки на лицах тех, кого ненароком касались. Тьен пригласил ее сделать круг и, сжимая в ладони мягкую рукавичку, сам чувствовал себя мальчишкой, никогда не знавшим грязи слободских улиц.
С Анной было иначе. Ее свет приманивал взгляды, словно любопытных мотыльков, дразнил игривыми переливами и тут же отпугивал, плотным коконом смущения скрывая девушку от каждого, кто пытался приблизиться. Чтобы пробиться сквозь этот кокон, мало было держать ее за руку, прогуливаясь по площади или кружа на льду.
– Здесь есть сувенирная лавка, видите дверь? – Тьен указал на дом, где в нижнем этаже примостился скромный магазинчик. – Работает допоздна. Хотите, зайдем?
– Мы уже были там с Ами. Внутри нет ничего интересного.
– Есть, вы просто не заметили.
Неизбалованный визитами покупателей продавец с радостным приветствием бросился навстречу, и вор молча швырнул на прилавок монетку: пусть просто не мешает.
– И что же тут есть? – Анна рассеяно осматривала заставленные статуэтками и лаковыми картинками полки. Ненадолго задержалась на витрине с дешевыми украшениями.