Там, где лес не растет
Шрифт:
Ну вот например: что такого он, Коренга, умудрился ляпнуть в присутствии кунса, что тот взял и внезапно отправил на берег свою любимицу дочь? И как ему, Коренге, теперь вести себя с этой сегванкой, которая если вспомнить увиденное на палубе «Чагравы» – кому угодно способна кости переломать?.. Чего она будет ждать от него и как ему, Кокориному сыну, перед нею не оплошать?
Взять прямо так спросить её? Небось не ответит да ещё выругает, и будет права: не ко времени полез, ведь все мысли её наверняка там, на уходящем от берега корабле. Подождать, пока сама скажет? А если не скажет?..
Кожаная тележка между тем катилась вперёд, руки и спина радовались привычной
Сегванка по-прежнему не оглядывалась на море, и Коренга её понимал. Или думал, что понимает. Точно так же он сам уходил с сольвеннским торговым обозом, а отец и два брата стояли у ворот маленького погоста и были ещё совсем рядом, окликни – услышат, протяни руку – дотянешься… Но – легла межа, и нельзя шагнуть через неё назад. Один только способ вернуться – пройти весь путь до конца.
…А привычный взгляд тем временем оценивал обращённый к морю травянистый бок дюны, и Коренга уже прикидывал, как они с Тороном полезут по сыпучему склону наверх. И не просто полезут, а ещё постараются не отстать от двоих быстрых ходоков. Кабы на смех не подняли, а то и вовсе вперёд без них не ушли…
«Да пускай себе идут, коли ждать покажется неохота. Мы небось в товарищи не навязывались!»
Подумав так, Коренга сразу успокоился. А успокоившись, тут же отыскал приемлемый подъём справа, где высокая песчаная волна шла на убыль, уступая место другой. Там густо росла длиннопёрая, сизо-зелёная в белую полоску трава. Она шуршала на ветру, точно сухая берёста. Коренга погладил её рукой и сразу о том пожалел. При малейшей неосторожности края длинных перьев резали, словно тонкие зазубренные ножи. Он сразу испугался за Торона, но тот, хранимый густой шубой, спокойно шагал вперёд. Только отворачивал морду, но которой норовили хлестнуть опасные перья.
А ветер, между прочим, тянул с берега к морю. И доносил отчётливый запах болота. Да не того благодатного мха, где по осени каждая кочка красна будет от ягод, а самой настоящей травяной топи, куда, не знавши, лучше не соваться, не то обратно не выйдешь. Здесь, под прикрытием дюн, этот запах только сделался ощутимей…
Коренга не понукал пса, но Торон, помахивая хвостом, вытянул его тележку наверх едва ли не прежде, чем туда добрались сегванка и державшийся сзади крадун. Молодому венну показалось, что Эория успела намять плечи лямками тяжёлого мешка, но виду, конечно, не подавала. Потом Коренга посмотрел туда же, куда смотрели его спутники, в глубь страны. Он больше всего боялся увидеть перед собой сплошное море песчаных дюн, одна другой выше и круче, и успел испытать обличение, когда ничего подобного впереди не открылось.
Оказывается, дюны стояли высоким валом лишь возле самого моря. Дальше они делались ниже и постепенно сглаживались в какое-то подобие пустошей, поросших кустами и густым сосновым стлаником – видно, разрастись ввысь соснам здесь не давали свирепые морские ветра. Заросли выглядели далеко не сплошными, было
С прозурного [33] места на гребне береговой дюны было хорошо видно, что запах болота Коренге отнюдь не примерещился. Верстах в двух песок проседал низиной – такие низины венны называли чуротами, – и там, за сплошной стеной высокого тростника, угадывались разводья. Немного подальше разводья сливались в одну блестящую гладь, нарушенную невысокими островами. Весна пришла в Нарлак много раньше, чем в страну сольвеннов и подавно в веннские леса, – снега нигде уже не было видно, а на просторах болот вовсю хлопотала пернатая жизнь. Коренга не удержался от мысли, что там били крыльями, ныряли за пищей те самые гуси-лебеди, которым предстояло вить гнёзда, выводить птенцов на лесных озёрах веннской страны… На заводях речки по имени Черёмуховый Юг…
33
Прузорное место – открытое, высокое, с хорошим обозрением.
Кстати, пока они шли к дюнам и карабкались наверх, успело взойти солнце, и Коренга наконец-то разглядел: над горизонтом громоздились не облака, а именно горы. По крайней мере, туч с белыми пятнами снеговых залежей он никогда ещё не видал!.. А между горами и болотом в ясное утреннее небо поднималось сразу несколько тонких дымков. Наверное, именно там, на благополучном удалении от моря, и пролегал фойрегский большак. И дымки происходили от костерков, вкруг которых торговые ватаги сердечно молились перед тем, как пуститься на север. Или, может быть, наоборот – устраивались поесть и как следует отдохнуть после очень спешного и долгого, более суток, утомительного перехода на полдень.
Ибо, сколько бы ни рассуждал Коренга о вековых изменениях в прохождении Змея, существовала граница, южнее которой чудовище ни разу пока ещё не забиралось. И эта граница пролегала как раз в здешних местах, почему, собственно, и выбрал этот берег кунс Чугушегг. Змеев След, извечная гроза путешествующих по Нарлаку, пролегал севернее, и морской кунс это знал. Отсюда до самого Фойрега больше нечего было опасаться.
Вот только выбираться здесь с морского берега на безопасный большак выглядело безнадёжной затеей. Может, лишь Коренга с Тороном сумели бы одолеть болотный разлив, да и то разве от смерти спасаясь.
Эория первая подала голос.
– Значит, пойдём вдоль моря, – тряхнув головой, словно бы подытожила она так и не высказанные мнения. Повернулась и зашагала вниз.
Коренга передвинул рычаг, убирая колёса, отпустил поводок Торона и лихо, как в саночках, съехал с дюны, только жёсткая трава засвистела под днищем.
Крадун по-прежнему молча поплёлся следом за ним, тщательно выбирая дорогу, чтобы не порезаться. Он был босиком.
ГЛАВА 20
Птицы летят
Поскольку на широченной песчаной береговой полосе никто чужой не мог появиться незаметно, Коренга освободил Торона от попонки и пустил пса резвиться и гулять на свободе. Обрадованный кобель то отбегал понюхать травяной кустик, то задирал лапу у одинокого камня, то возвращался к хозяину, чтобы весело толкнуть его под руку носом. Коренга знай раскачивал гладкие рычаги, вращая добротно смазанные колёса. По слежавшемуся песку ему не составляло труда ехать со скоростью бодро идущего человека. Так что отстать от спутников он не боялся.