Там, где лес не растет
Шрифт:
Старик Тикарам только укоризненно покачал головой, кажется, забота Эвриха его совсем не обрадовала. Они с внучкой передвинули свои пожитки освобождая место для шатра, и устроились рядом с Коренгой. Потом Тикира взялась помогать чернокожим. К ней присоединилась Эория.
Коренга слепил из глины человечка, хотя ещё не был уверен, что его не придётся увеличивать или уменьшать. Потом сплёл для человечка корзинку-гнездо из полосок коры, содранных Эорией с рогульки. Подвесил его к птице…
Тикарам сидел рядом и притворялся, будто рукоделие Коренги совсем не занимало его. Если бы молодой венн впервые видел его, он, может, и поверил бы. Но после нескольких
– Посоветуй, почтенный, – обратился он к Тикараму. – Как бы мне сделать, чтобы эта птица в полёте не шарахалась в сторону и вверх-вниз, а плыла в воздухе ровно, словно парусное судно по морю?
Он упомянул о море и о парусном корабле больше для того, чтобы услышала Эория, но вместо сегванки к нему обернулась чернокожая.
– Больно уж ты горд умом, чужестранец, – надменно проговорила она. Коренга запоздало рассмотрел блеск драгоценного ожерелья и столь же запоздало сообразил, что для подобной заносчивости наверняка имелась причина, причём куда как веская, а девушка продолжала: – Ты, я вижу, хочешь добиться, чтобы твоя игрушка парила сама по себе, без помощи верёвки и ветра! Неужели ты надеешься, будто у тебя что-нибудь выйдет?
– Я не надеюсь, прекрасная госпожа, – сказал Коренга. Девка в самом деле показалась ему очень красивой, хотя её красота была непривычна северному глазу и, пожалуй, слегка даже пугала. Не чуждостью, нет; в девке подспудно ощущалось нечто очень опасное. – Я просто мастерю потихоньку и смотрю, вдруг получится толк. А что, кто-нибудь уже пытался сделать подобное, и ты видела его неудачу?
В том, что именно она сцапала галирадского крадуна, никакого сомнения не оставалось. Как и в том, что «живому узорочью», отнятому у неё Эврихом, здорово повезло.
– Не видела, поскольку разумные люди знают предел и не посягают на невозможное, а оттого и неудач избегают, – фыркнула мономатанка. – Птиц вроде твоей не построили даже горные нарлаки Ирезея, умеющие взлетать к Солнечному Огню!
– Что?.. – Коренга подался вперёд, уже ощущая зов искушения даже сильнее того, что борол его в Галираде, у лотка с книгами. Умеющие взлетать!.. Он не припоминал описаний подобного дива в книжке-всезнайке, что вела его за собой в странствии. Будь оно там, уж он бы не пропустил! Коренга даже заподозрил, не придумала ли девка этот Ирезей прямо здесь и сейчас, затем только, чтобы его подразнить.
– Расскажи, дитя, – неожиданно попросил Тикарам.
Ему ответил чернокожий парнишка.
– Это там, на востоке. – Он с добродушной улыбкой махнул рукой в сторону горизонта. – Здесь повсюду чтут Священный Огонь, ну а люди тамошнего согласия признают Солнце за самый старший Огонь, главенствующий над прочими. Мы там были с хозяином… В Ирезее правда строят больших коробчатых птиц, способных поднять человека. И взлетают на них, чтобы быть ближе к Солнцу во время молитвенного служения.
– Наш великий господин захотел подняться на коробе, – сказала девка. – Он не только учёный, он ещё и храбрец, каких поискать, но эти глупые люди отказали ему. – Мономатанка презрительно усмехнулась. – Они опасались, что прикосновение человека чужой веры осквернит священные короба и те больше не сумеют взлететь. Они полагают, будто Солнце принадлежит им в большей степени, чем кому-либо другому. Дай им волю, они плату начнут брать со всех, кто согревается его светом!
Тут Коренга смекнул наконец, чем объяснялось воинственное высокомерие служанки. Чернокожая любила своего господина. И готова была сжить со
Тикарам неожиданно покачал седой головой.
– Если верно то, о чём ты говоришь, – пробормотал он словно бы про себя, – ирезейцы на самом деле не много преуспели в науке полётов. Они лишь повторяют образцы, доставшиеся от предков, и не отваживаются от них отступать… Вряд ли славный Эврих почерпнул бы там нечто важное, пусть он сожалеет лишь о том, что не увидел Ирезей с облачной высоты! – И повернулся к Коренге: – А ты, коли хочешь совета, обрати внимание на хвост своей птицы. Ведь у корабля, скользящего по морской глади, есть не только паруса, но и руль…
ГЛАВА 47
Подслушанный разговор
Остаток дня Коренга провёл в бесполезных попытках подобрать нужный вес глиняного грузила. Он то подкладывал человечку в корзинке глиняную же поклажу, то, наоборот, покушался на само его тело. Ничего не получалось. Корзинка бестолково вихлялась, птицу вело то влево, то вправо, она заваливалась на крыло, страдала от ударов о землю, и Торону, похоже, наскучило без конца её приносить. Коренга мрачно думал о том, что так всегда получается, когда не выходит день за днём прилагать к чему-нибудь руки. Кажется: только дайте дорваться, и всё мигом получится. И вот – дорвался. И вместо немедленной удачи – как лбом в стену…
Над государевым станом косяк за косяком летели к северу гуси, но стаи шли высоко – не присмотришься подробно, как именно птицы помогали своему полёту хвостами. Иногда над головой принимались кружить чайки. Тогда Коренга откидывался в тележке, глядя во все глаза. Он уже приделал своей птице развёрнутый лубяной хвост. Вот бы ещё оживить глиняного человечка, чтобы тянул его в нужную сторону и по необходимости заставлял подниматься!
А может, вовсе и не птичий хвост был здесь потребен, а такой, как у симуранов? Как у Торона?..
Скорого ответа не было.
К сумеркам Коренга окончательно убедился, что ищет не там. Добросердечная Тикира принесла им с Тороном повечерять. Молодой венн съел кашу, не ощутив вкуса. Хотелось, чтобы солнце вернулось в небеса и можно было продолжать возню с птицей… даже при том, что Коренга умом понимал – ничего хорошего из его нынешних попыток не будет, только сорвётся и накричит на ни в чём не повинного пса, заленившегося в сотый раз подавать ему ткнувшуюся в землю игрушку. Так всегда! Думаешь – вот-вот… совсем рядом… ещё разок…
Он решительно отнял измазанные клеем крылья, всё сложил и спрятал в чехол. Утро вечера мудренее.
Коренга был до того раздосадован чередой безысходных неудач, которой любимое рукоделие наказало его вместо утешения, что назло своей обычной опаске улёгся спать не в тележке, а на земле, на расстеленной полсти. Спать так было удовольствием, которое в путешествии он нечасто себе позволял.
Вытянувшись на спине, Коренга посмотрел против света на свою тележку, казавшуюся с земли такой высокой, и почему-то вспомнил, как отец впервые учил его затачивать головки стрел. С тех пор минуло немало лет, Коренга овладел множеством сручья [54] , но свою тогдашнюю неуклюжесть, чуждость руке точильного бруска хорошо помнил доныне.
54
Срэчье – инструмент, оснастка для ручной работы.