Там, где лес не растет
Шрифт:
– Дело ваше, почтенные, – с усмешкой проговорила Эория. Она стояла подбоченившись и убирала за ухо длинную светлую прядь, палец почёсывал левый висок, голос звенел издёвкой. – Давайте, заколите собаку, которая спасла всех вас и ваших детей. Только вот он, – сегванка весело кивнула на Коренгу, – точно вышибет мозги первому, кто сунется. Или даже двоим, стреляет он быстро… Ну а я, – тут она неторопливо извлекла из ножен тяжёлый боевой нож и с видимым удовольствием проверила лезвие пальцем, – обмакну сейчас ножик в эту смертную кровь и пойду рубить каждого, до кого дотянусь. Всех не всех, но за четверых поручусь, а дальше – как повезёт… – Она широко улыбнулась,
Лицо жреца налилось гневным румянцем, свойственным рыжеволосым… Он колебался, и что удерживало его – подспудная мысль о несправедливости затеянной расправы или камень в праще Коренги, по-прежнему нацеленный ему в лоб, – трудно сказать. Торон стоял, безучастно опустив голову, серый мех слипся от крови, всё тело сотрясала дрожь. Тут вперёд неожиданно вышел хозяин двора, где они провели ночь. Вышел – и заслонил своих недавних постояльцев широко раскинутыми руками.
– Гостеприимство моего очага ещё простёрто над ними, – решительно сказал этот человек. – Они защитили моё дитя! Я никому не позволю их убивать!
К нему, немного помедлив, присоединился владелец недоделанного короба.
– Пусть эти люди уйдут невозбранно, пока ещё не пролилась людская кровь и не омрачила наш день, сделав его негодным для благого служения, – обратился он к жрецу. – Зло пыталось проникнуть в наши пределы, но силою Священного Огня было остановлено. Пусть же уйдут соприкоснувшиеся со скверной, а наша чистота останется незапятнанной!
Его сын появился на площади, неся заплечный мешок Эории. Коренга и не заметил, когда это парень успел отлучиться.
Жрец опустил вилы. Коренга чуть поколебался и положил на колени пращу. Камень в ней, кстати, был не последний. Эория угадала верно, две головы, уж не меньше, он бы за Торона разнёс.
Боль продолжала огнём жечь левую руку, это при том, что кость была перебита не у него. Поняв, что Торон не сдвинется с места, Коренга быстро вытащил запасную рубашку и притянул его раненое крыло к телу. Торон вскрикнул, у Коренги мелькнула даже мысль, а не хватанёт ли его питомец. Он и за человека не поручился бы, вздумай кто так обращаться с его перебитой рукой или ногой!.. Но нет, лобастая голова вновь опустилась, Торон застыл на месте. Будь он диким зверем, живущим вне мира людей, подобная рана обрекала бы его смерти. Собственная стая рвёт ослабевшего, потому что безопасность стаи важней жизни одного, да ещё ставшего непригодным. Симураны никогда не жили без людей, но древнее знание, доставшееся от предков-собак, вынесло Торону свой приговор. Он ждал конца.
– Я дам вам свою лодку, – продолжал хозяин двора. – Пусть озеро отделит вас от Ирезея. Уезжайте.
– Как же мы вернём тебе лодку? – сказал Коренга.
Ему ответил жрец:
– Если мы когда-нибудь найдём эту лодку, она будет сожжена.
«Одна скверна от чужеземцев, – расслышал Коренга до того внятно, как если бы они повторяли это вслух. – До чего же правы были деды и отцы, соблюдавшие уединение Ирезея!..» Молодого венна, впрочем, всего менее заботила досада огнепоклонников, он пытался привычно коснуться разума Торона,
Эория, успевшая навьючить мешок на плечи, подняла валявшийся поводок и прицепила его к ошейнику Торона.
– Пошли, малыш.
Силы ей было не занимать. Коренга не удержался даже от мысли, что она двух таких Торонов взяла бы на руки и понесла. Поводок натянулся, Торон не хотел двигаться с места, но, вынужденный сделать шаг, всё-таки поплёлся за Эорией к берегу. Коренга поехал следом, оглядываясь на ирезейцев, заряженная праща лежала у него на коленях. Первые напавшие не успели бы до него добежать.
По счастью, спуск к озеру был не таким крутым, как деревенская улица, тележка Коренги довольно легко его одолела. Зато лодка оказала себя дрянной плоскодонкой, вдобавок изрядно подгнившей, – из тех, что дома у Коренги прозорливо именовали «душегубками». Пока он спускался к воде, Эория успела загнать в лодку Торона и забраться сама. Хозяин двора с плохо скрываемым ужасом смотрел, как она стояла в утлой лодчонке, легко держа равновесие и собираясь в таком положении ещё и грести. Коренга съехал в воду и поднял колёса. Кожаная лодочка закачалась на лёгкой волне.
– Спасибо, добрый человек, – сказала ирезейцу Эория. – Удачи тебе, а твоим родичам – благополучно подняться для молитвы!
Ирезеец поспешно шагнул назад и выставил перед собой ладони, словно отнекиваясь от подарка.
А может быть, ограждаясь от сглаза.
– Не надо мне от тебя ни доброго пожелания, ни дурного, – произнёс он скороговоркой. – Плыви себе через озеро да увози всё, что с собой принесла!
Эория молча повернулась спиной к берегу и налегла на весло.
ГЛАВА 61
Вечерняя молитва
Обоим хотелось до наступления ночи убраться как можно дальше от Ирезея. Тем не менее вечер застал их на другом берегу озера почти напротив деревни. «Душегубка», как выяснилось, отчаянно протекала, и Эория, жалея Торона, надеялась хотя бы забить щели мхом.
Они остановились у тоненького, в человеческий палец, ручейка, падавшего с кручи. Вода в озере, на вид чистая и прозрачная, не годилась для питья. Она была мало того что горько-солёной, она ещё и внятно отдавала тухлыми яйцами, прямо как те «дары Огня», что увозили добытчики на смердящих телегах. И в ней не было заметно ни водорослей, ни рыб. В общем, ирезейцы, не любившие воду, знали, где поселиться, чтобы должным образом оправдать свою нелюбовь.
Берег, куда причалили лодочки, был каменистым, причём камни ничем не напоминали морскую гальку, обкатанную и выглаженную многолетним прибоем. Обломки скал торчали в том же виде, в каком их оставила давняя корча земли, – остроугольные, колючие, неприветливые, неудобные. Коренга раскатал для Торона свою полсть, а сам вылез из тележки, привычно сплёл ноги и, переступая ороговелыми ладонями, отправился помогать Эории собирать мох.
– Я тоже так могу, – заявила Эория. Села наземь, поджала ноги и попыталась повторить его хождение на руках. У неё получилось, хотя и далеко не так ловко, как у него.