Там, где нас нет. Время Оно. Кого за смертью посылать
Шрифт:
– Сперва я думал выстелить дно Гремучего Вира изразцами, – сказал водяник.
– Но потом понял, что худо придется водорослям. Да и раствор в воде не схватывается… Можно, конечно, выписать красивых рыбок из Чайной Земли, но ведь мои караси обидятся, возревнуют. Опять же и моржам у меня жарко покажется… Наверное, закопаю в ил, пусть в озере собственный клад будет – через тысячу лет люди станут искать, стараться… То–то посмеюсь!
– Сколько тебе раз говорить: давай лучше переведу твою долю цюрихским гномам, – сказал Колобок. – За тысячу лет она знаешь как возрастет!
– Этим
– Псу под хвост, – вздохнул Колобок. Он, бедный, так уж старался в продолжение всей седмицы, проведенной на ярмарке, приумножая полученные от цыгана и Полелюя доходы:
торчал целыми днями в Доме Быка и Медведя, участвовал в удивительных тамошних торгах без товара;
покупал за морем пшеницу и продавал здешние холсты;
всучил северным людям–самоедам три воза ненужных им лаптей, которые еще только предстояло сплести кривлянам;
удачно поменял с южными чернокожими купцами ихние сладкие фиги на горькие наши кукиши;
заключил с неспанцами договор о поставках болотного пара на семьдесят семь годов (причем без ведома Совета болотных кикимор);
втридорога продал варягам право на многоборские мухоморы, сатанинские грибы, бледные поганки и ложные опята (а коли по ошибке срежут белый гриб либо подберезовик – вира великая);
для себя лично приобрел громадный грильбарский ковер, чтобы кататься по нему вволюшку;
вставил себе, не дожидаясь Жихаревых милостей, великолепные золотые зубы и препоясался золотой же цепью, чтобы народ уважал.
Ошеломленный Жихарь устал сверх меры, потому что все эти хитрые действия пришлось производить именно ему под руководством голоса из сумы – ведь самого–то Колобка в такой толкучке затоптали бы сразу. Никому не ведомый Шарап из деревни Крутой Мэн внезапно стал самым известным на ярмарке человеком.
Тем временем Мутило тоже без дела не сидел, с помощью заветных костей приумножая свое богатство. И следить за безопасностью водяника тоже приходилось богатырю, и мешки с золотом таскать.
Но дивное дело – такая удача отчего–то не радовала многоборского князя и даже тревожила.
– То ли дома беда? – спрашивал он время от времени пустой воздух, но битюга не поторапливал.
Никакой беды дома не было, иначе богатырь давно бы об этом узнал. В последний ярмарочный день, когда все труды были окончены, Жихарь углядел лежащего под забором знакомого человека. То был Симеон Живая Нога, один из семи братьев–однобрюшников. Братья к тому времени разошлись в разные стороны – пытать счастья поодиночке. Симеон, попав на Полелюеву Ярмарку, всем предлагал свои услуги скороспепшого гонца, но никто его не нанимал – все знали, что бегает–то он быстро, но вот возвращения его не дождешься по причине полной относительности.
Колобок назвал Симеона–младшенького, а заодно и всех остальных людей, долбодырыми пустогромами и велел послать за ярмарочным кузнецом, чтобы тот отлил для незадачливого гонца чугунные башмаки, да потяжелее, – пусть не превышает чересчур
Для начала Жихарь предложил скороходу сбегать в Столенград – отнести княгине Карине гостинец. На возвращение Симеона в нынешнем году богатырь не надеялся, поэтому для подарка избрал простой недорогой платок, кое–как украшенный разляпистьми линючими цветами. В таких платках здесь щеголяли девки из Веселого Дома. Пропадет – так не жалко.
Но не успел заботливый супруг осушить чару, как посланец воротился, сотрясая землю тяжкими ударами чугунной обуви. Симеон был красен, испуган и в обеих руках держал половинки разодранного подарка. Княгиня Карина, сказал он, велела передать, что окаянный Жихарь, очевидно, с кем–то ее перепутал, что может означенный пропойца домой вовсе не заезжать, а может он, подлец, на Полелюевой Ярмарке оставаться навечно и княжить в самом распоследнем кабаке, покуда вышибала не выкинет его за порог, на частый дождичек. Сыну же будущему, так и быть, она скажет, что отец со славою пал в неравном бою со змием цвета весенней листвы…
Жихарь, охая от ужаса, напраслины и позора, побежал по рядам, скупая самые дорогие ткани, меха и наряды, самые сладкие восточные лакомства, самые редкие колдовские книги в железных переплетах. Прихватил даже под горячую руку все лубки про Сопливого. Узел с новыми дарами вышел столь тяжелый, что нагруженный им Симеон вернулся не так скоро как в первый раз.
Разгневанная Карина, по его словам, несколько утешилась, только не велела больше тратить деньги на что попало, но покупать по списку, наскоро ей составленному (Колобок, глянув на этот список, даже присвистнул, пользуясь новыми зубами).
Кроме того, она просила посмотреть, нет ли в продаже лубков про красавицу Крошечку–Хаврошечку: «Поцелуй Крошечки–Хаврошечки», «Пламенная страсть Крошечки–Хаврошечки», «Крошечка–Хаврошечка и ее любовники», «Поруганная честь Крошечки–Хаврошечки», «Что сказал покойник Крошечке–Хаврошечке», «Никаких орхидей для Крошечки–Хаврошечки» и других – всего двадцать семь названий.
Жихарь снова поплелся по рядам. Конец списка волочился по земле, путался под ногами.
Купцы, убедившись в чудесных свойствах Симеона, стали наперебой приглашать его к себе в службу, Полелюй предложил ему постоянную работу, но Мутило, наущенный Колобком, заявил, что скороход теперь собственность торгово–промышленного товарищества и в наймы никому не сдается. Сам скороход только кивал согласно, потому что боялся и уважал Жихаря еще со времени их первой встречи.
Несомненно, Симеон Живая Нога был самым полезньм приобретением из всех…
Потом богатырь вспомнил и о бесполезных приобретениях, о своей богатырской клятве.
Но совершенно никчемных товаров не бывает, коль скоро они стали товарами.
Тяжелые вещи всегда сгодятся хоть гвозди заколачивать, легкие можно пускать по воде и любоваться. Поэтому Жихарь на всякий случай, не торгуясь, купил целый короб разного барахла у старьевщика – потом будет время найти там самое бесполезное…
Заказы княгини так и не удалось выполнить целиком – чего нет, того негде взять.