Там, где нас нет. Время Оно. Кого за смертью посылать
Шрифт:
– В Поднебесной, – нараспев сказал Лю Седьмой, – никто не осмелится устроить охоту прямо в небе, не испросив на то разрешения в Канцелярии Воздушных Путей, заверенного золотой печатью Левого Ночного Министра.
– Если мы останемся живы после предстоящей ночи – а я в этом сильно сомневаюсь, – подал голос Принц, – буду рассказывать об этой гонке детям и внукам.
Жихарь валялся на холодном песке лицом вниз и старался ничего не слышать.
Нынешней ночью он по глупости и дерзости пустил прахом весь предыдущий путь и отрезал свой маленький
…Обогнав Дикую Охоту, телега еще прибавила ходу, покуда не показался впереди сам преследуемый. Это был здоровенный заяц, который еще не успел перед снегом сменить шкуру. Размером заяц был с доброго теленка. Жихарь на ходу сгреб его за уши и затащил в телегу. Заяц был живой, но очень холодный, он сам дрожал и людей морозил.
Жихарь велел телеге остановиться и потихоньку подгребать с неба на землю.
Вовремя велел, так как под ногами оказался морской берег. Богатырь собирался здесь дождаться рассвета, а потом лететь через море на той же телеге. Жаль, что она раньше не подвернулась под руку. Хотя ведь подворачивалась – на постоялом–то дворе Гоги и Магоги. Но тогда Жихарь был еще молодой и глупый.
Вместо рассвета они дождались Дикого Охотника, Дикую Охотницу, Диких Доезжачих да Диких Егерей с Дикими же Псарями. Всадники–великаны окружили жалкую телегу. Разгневанные Охотники орали что попало.
Жихарь добром отдал им зайца, так его этим же зайцем навозили по морде.
Бросаться на обидчиков с мечом было бесполезно: снежную крупу не ранишь, не окровянишь.
Никто и никогда не должен был догнать зайца – в том–то и заключалась вся суть Дикой Охоты. Егеря предложили загнать дерзкую мелюзгу в море и, подхолодив воду, заключить в ледяные глыбы. Дикая Охотница желала расправиться с мерзавцами наиболее обидным для мужчин способом. Дикий Охотник никаких слов, кроме ругательных, попросту не знал.
К счастью, пойманный заяц внезапно вступился за поимщика и сказал, что он, заяц, не железный и что ему давно уже пора линять, поскольку наступила зима, и его, зайца, место должна занять сменщица – саламандра. Отдохнула небось, пока всю весну, лето и осень за нее отдувались овца, дракон и он, заяц! «А то ведь вы меня знаете!» – пригрозил он охотникам и по–человечески вскочил в седло услужливо подведенного карликом скакуна.
Тут Дикие Егеря зашумели, что саламандру будить, пока сама шары не продерет, себе дороже, и тяжелый палец Дикого Охотника указал на Жихаря.
Будимир ничем помочь не мог или не хотел, только глядел осуждающе.
Тут Жихаря осенило:
– А телегу берите гонять! Видели, она какая резвая?
Дикая Охота посовещалась и высказала сомнение в том, что телега будет им подчиняться.
– А куда же она денется? – заверил Жихарь. – Правда, она, как и вы, при дневном свете не летает, только ночью.
Он долго объяснял чудесное устройство телеги, а сам тем временем подменил золотую ложку железным шкворнем. Хотя и шкворня было богатырю жалко, ведь им так хорошо головы проламывать!
Охотники мужского пола
– Сидите здесь и ждите следующей ночи! – велела Дикая Охотница. Она была очень красивая, но такая большая, что никакая красота не помогала. – Если мы обнаружим обман, мы вернемся и будем гонять вас по всему небу, пока мясо не отвалится от костей. Да вы и так никуда не денетесь – позади болота, впереди – Стоячее Море…
Дикая Охота позвала за собой и Будимира: числился у них петух, видать, своим, но Огненный Кур замотал головой, отнекиваясь.
…Жихарь валялся на холодном песке лицом вниз. Стоячее Море оказалось вовсе не морем стоячей воды, которое он предполагал пересечь на самоходном плоту.
Просто оно не лежало, а стояло, словно невообразимые руки ухватили его вместе со дном и глубинами, как лист жести, и загнули этот лист под прямым углом. А морские воды противу всякого ожидания и законов природы не хлынули вниз и не затопили окрестные страны. Они встали сплошной водяной стеной от земли до неба.
В эту стену можно было погрузить руку, и рука становилась мокрой. Жихарь даже разделся и, дрожа от холода, вошел в стену, и соленая вода приняла его. Он оттолкнулся от берега, начал яростно грести руками и поднялся было вверх на несколько саженей, но потом собственная тяжесть потащила его назад.
И солнце взошло не из–за окоема, а из–за этого моря, прочертив на нем стоячую красную дорожку.
Поначалу богатырь думал как–то сладить с этой бедой, размахивал золотой ложкой, приказывал воде лечь как положено, но здесь, видать, требовалось что–то посильнее ваджры.
– Силы жезла Жуй потрачены в скачках, – сказал Лю. – Теперь придется ждать, пока они не восстановятся.
Жихарь упал на колени перед мокрой и соленой преградой, жалобно пискнул:
– Берег–батюшка, водица–матушка…
– Это бессмысленно, сэр брат, – хмуро сказал Яр–Тур. – Просто силы Ералаша в этом месте начали сворачивать наш мир, как лепешку.
– А вот с Дикой Охотницей я бы и сам не отказался зверя погонять, – невпопад отозвался Жихарь.
– Брат, да ведь вы по сравнению с ней, простите, не более суслика!
– Молодой, глупый, – вздохнул Жихарь. – Не в росте дело, а в молодецкой удали. И как тебе можно королевство доверить – непонятно! Ох, наплачемся мы с такими государями!
Он поднялся, взял клинок, отошел подальше и стал ударами голой ладони загонять черен меча в песок.
Поняв, к чему он клонит, Яр–Тур и Бедный Монах разом вскочили.
– Не подходите! – рявкнул Жихарь и рванул на груди кольчугу. – Я все дело загубил – мой и ответ! Прости, брат, что всю дорогу над тобой строил насмешки. Прости и ты, чайный человек, что вовлек тебя в чужую беду.
Прощай, Огненный Кур, случалось мне забывать, что ты не простая птица.
– Уважаемый Жи Хан обязательно должен перед дорогой во тьму выпить жбан рисового вина, – улыбнулся Лю Седьмой.
Жихарь погрозил пальцем: