Там, где нет тебя
Шрифт:
В голове гулко зашумела пульсирующая толчками кровь, во рту мгновенно пересохло, а в паху стало болезненно тесно.
…Все! Поплыл. Какой, нафиг, завтрак и ужин, если ты на меня так действуешь?
Резко отодвинув Аню в сторону, Влад вплотную подвинулся к плите.
— Сядь, отдыхай, дальше я сам, — не поднимая на Аню глаз, напряженно буркнул он. Сердце выбивало сбивчивый ритм, и Влад молил бога, лишь бы она не поняла, что с ним происходит и насколько он возбужден.
— Я просто постою рядом, чтобы ты ничего не сжег, — мягко возразила Аня.
— Или
Аня что-то обиженно пискнула, но закончивший мыть посуду Егор заботливо подставил ей стул и стал рядом с Владом.
— Не беспокойтесь, Анна Ивановна, мы не такие безрукие, как вам кажется.
Смешки и веселая болтовня Егора отвлекли Вольского от крамольных мыслей, а спустя несколько минут он успокоился и бросил робкий взгляд через плечо на притихшую Аню. Она расставляла на столе тарелки, потом, достав из шкафчика варенье, стала наливать его в стеклянную вазочку.
— Ты сядешь когда-нибудь? — сердито возмутился Влад, когда она, прихрамывая, поплелась к холодильнику.
— Я только сметану возьму, — Аня испугано застыла на полпути, прижав к груди тонкие ладони.
Отчего-то в этот момент, с её невероятными наивно-детскими глазами, она показалась Владу такой потерянной и беззащитной, что у него ком подступил к горлу и возникло отчаянное желание обнять её и ласково погладить по искристо поблескивающим в свете электрической лампы волосам.
— Я сам возьму, — сипло выдохнул Влад. — Ты совсем не даешь ноге отдохнуть. Хочешь, чтобы меня совесть окончательно замучила?
Аня слабо улыбнувшись, повинно опустила голову и, вернувшись к столу, села на стул, целомудренно сложив на коленках руки.
…Как девочка… Такая нежная. Такая ранимая. Аня… Анечка.
Влад выложил последний блин на тарелку и под громки фанфары, выдаваемые Егором, поставил перед Аней горячую румяную горку.
— Ну как? Пойдет?
Она совершенно фантастически улыбнулась ему и, сняв сверху слегка кривоватый блин, откусила от него кусок.
— По-моему, невероятно вкусно. Поздравляю.
От нее шли такие яркие и теплые эманации, что Владу вдруг стало нестерпимо жаль утраченного времени. Невыносимо обидно, что он не встретил её раньше, такую чистую, светлую, удивительную. Как же несправедливо, что на долю слабой и хрупкой женщины выпало столько горя. Как больно видеть в её лучистом каре-зеленом взгляде затаившуюся печаль и тоску, и как же хочется слышать её счастливый голос и серебристый смех, откликающиеся в душе светлой музыкой. И в этот миг он понял, что готов совершить невозможное: вытянуть из себя все жилы, вывернуться наизнанку и завязаться узлом, лишь бы всю оставшуюся жизнь быть с ней рядом. Сделать так, чтобы оттуда, из самой глубины её любимых глаз, шел тот мягкий и умиротворяющий свет, способный своим теплом растопить все арктические ледники.
Как жаль, что все так не просто, и нельзя, забив на условности, сделать то, что так отчаянно хочется.
Все будет. У них все это обязательно будет. И рассветы, и дни, и ночи, наполненные смехом, счастьем, теплом. И блины эти… будь они неладны, он обязательно научится готовить, и кормить её будет, как маленькую… усадив на колени, целуя испачканные губы, и… будет заниматься с ней любовью. Жадно. До одури. С нахрапом. А потом еще и еще — неторопливо, мучительно-медленно. До самоистязания. До ломок. Смакуя и растягивая кайф, выцеловывая каждый миллиметр её нежного тела.
Еда таяла так несправедливо быстро, несоизмеримо быстро в сравнении с тем временем, что было потрачено на её приготовление, и Владу хотелось прибить Егора, пожиравшего блины со скоростью звука. Так хорошо было сидеть рядом с Аней на кухне, наблюдать за тем, как она улыбается, подпирая голову ладошками. Она оживала. Оттаивала. И так страшно было сделать неосторожный вздох, неловкий жест, чтобы не напугать её и она снова не отгородилась от него ледяной стеной.
— Ты почему не ешь? — Влад наступил под столом Егору на ногу и подвинул блюдо с блинами ближе к Ане.
— Я уже наелась, — слабо пожала плечами она, отодвигая тарелку Егору.
— Ты всего две штуки съела, — настойчиво возвращая блины обратно, возмутился Влад.
Аня удивленно подняла на него глаза.
— Ты что, считал?
— Так и скажи, что невкусные получились, — красиво ушел от ответа на вопрос Влад.
— Что ты! Очень вкусные. Я просто не ем на ночь, — Аня покаянно улыбнулась сначала подозрительно уставившемуся на нее Владу, а потом переставшему, наконец, жевать Егору.
— Ладно, не надо щадить наше самолюбие, — подыграл он Вольскому. — Нам-то все равно, что есть, а вам, наверно, точно не понравились.
— Да что вы выдумываете! — Аня возмущенно схватила с тарелки блинчик и, макнув его в сметану, стала ожесточенно жевать. — Очень вкусные получились. И вообще, тесто, между прочим, я делала, а в блинах самое главное — это пропорции.
— Да-а? — переглянувшись, одновременно протянули мужчины.
— А я думал, главное — чтобы не подгорели, — подмигнув Егору, сообщил Влад.
— Нет, ну, и это тоже важно, — Аня отодвинула от себя тарелку подальше.
— Значит, пригорели, раз не ешь, — снова поставив перед ней тарелку, огорчительно вздохнул Влад.
Аня, похоже, разозлилась — резко вытянув еще один блин, она скрутила его в трубочку.
— Ем! Видите? — она яростно откусывала кусок за куском. — Отличные блины! Совсем не подгоревшие.
— Правда? — улыбнулся Влад, наблюдая за тем, как Аня сердито поглощает результат их совместного труда. — Вот прям от сердца отлегло. А то я думал, как в пословице — первые блины комом.