Там, где престол сатаны. Том 1
Шрифт:
Антонин покрутил головой. Нет. Никого не надо. От добра добра не ищут. Медицинская помощь вкупе с сердечным участием – редчайший и незаслуженный дар, обретенный при содействии Николая Ивановича. Нет слов. И Феодосий Григорьевич положил руку на колено сидящего с ним рядом доктора Боголюбова.
– Тогда, – поднимаясь, сказал Сергей Павлович, – еще одну капельницу. Завтра. Сейчас я вам укольчик сделаю, вы поспите, а завтра часикам к десяти… – Он с хрустом отломил головку ампулы с димедролом и стал набирать лекарство в шприц – но в глубине квартиры послышался телефонный звонок, вслед за ним – приглушенный голос о. Вячеслава, после
– Вас, владыка святый… – молвил он, взглядом указывая на маленький столик возле архиерейской постели, на котором стоял аппарат старинного вида – с трубкой на высоких рычагах и громоздкой телефонной коробкой черного металла с желтыми, под золото, узорами.
– Хто?! – вскинулась Евгения Сидоровна. – Владыка хворый, ты сказал?
– Они, – одним словом ответил о. Вячеслав, и Антонин, взглянув на Распятого, взял трубку и едва слышным голосом тяжко больного человека выдохнул:
– Але…
Сергей Павлович стоял со шприцем наготове.
– Но, дорогие, – проникновенно шептал Антонин в раструб, похожий на цветок лилии, – я лежу, у меня доктор, тут, понимаете, уколы, процедуры, лекарства… Откуда доктор? От Николая Ивановича, его племянник. Я с постели подняться не могу… Хорошо, – покорно ответил он. – Жду.
Из ослабевшей его руки трубку бережно перенял о. Вячеслав и водрузил ее на блестящие рычаги. Митрополит возвел взор к страдающему на Кресте Христу и голосом мученика объявил: «Сейчас будут». И, крестообразно сложив на груди руки, закрыл глаза.
Тут же к Сергею Павловичу приблизился о. Вячеслав и со словами, что с уколами придется повременить, вывел его через холл в другую комнату, где у левой стены стоял тренажер, педали которого, укрепляя здоровье, должен был неустанно вертеть Антонин, а на правой, ближе к углу, висели три большие иконы. Одна из них изображала коленопреклоненного старца в белом балахончике, седого, с воздетыми к небу руками. Что-то необыкновенно знакомое показалось Сергею Павловичу в его облике. Он подошел ближе и глянул внимательней. Быть не может! В горле у него вдруг пересохло, и севшим голосом он спросил у о. Вячеслава:
– Кто это?
Тот обернулся:
– Ты про кого?
– Кто это? – повторил Сергей Павлович, указывая на старца в белом балахончике.
– Это? Совок ты дремучий, – снисходительно молвил священник, – это Симеон Шатровский, его вся Россия знает…
– А он кто… этот Симеон… и почему Шатровский? – продолжал спрашивать Сергей Павлович стоящего на пороге о. Вячеслава и, слушая его, вспоминал темный осенний вечер в лесу, себя, едва живым выбравшегося из болотца, и неведомо как оказавшегося с ним рядом старичка, которого он запомнил на всю жизнь и теперь увидел на этой иконе.
– Ну ты совок, – со вкусом произнес красивый священник. – Была такая Шатровская пустынь знаменитейшая, и он там в прошлом веке еще юношей принял постриг, стал монахом, провел в монастыре всю жизнь, в монастыре же и помер, и лет через пятьдесят причислен к лику святых. За всех молился, всем говорил: «Радость моя» (Сергей Павлович едва не сказал: «И мне тоже»), и всякого человека видел насквозь.
Сергей Павлович готов был кивнуть, подтверждая.
Гости из ведомства Николая Ивановича не появлялись. Отец Вячеслав нервничал, поглядывал на часы и поругивал контору,
А при советской власти поперла чертовщина. Все мощи решено было перетряхнуть. И преподобного из гроба извлекли, осмотрели, засняли, а года через два и вовсе увезли. И где они ныне, Симеоновы святые косточки, в целости ли еще пребывают или сгнили на какой-нибудь помойке – не знает никто.
– А монастырь? – спросил Сергей Павлович и услышал в ответ, что в соответствии с установкой на искоренение религии с монастырем в ту же пору было покончено, а на его месте то ли до войны, то ли сразу после нее устроили сверхсекретный институт. Ядерное оружие. Почти все под землей. И проволока вокруг. Одна колокольня, говорят, только осталась и служит там водонапорной башней. Понял?
– А где он, монастырь Шатровский? – с волнением допытывался Сергей Павлович, не отрывая взгляда от иконы и в то же самое время отмечая в себе какое-то древнее, глубокое знание о монастыре, о стеной вставших вокруг него лесах, о изобильных источниках ледяной ключевой воды и о поднимающейся в гору дороге к монастырским воротам, мощеной высеченными из скалы каменными плитами. И чт'o с мучительным напряжением и неясным страхом ожидал услышать от о. Вячеслава Сергей Павлович, то и услышал:
– Или в Пензенской области, или в Горьковской – не помню. Там городок есть неподалеку – Сотников, и речка Покша, а за речкой еще один монастырь – Сангарский. Заброшенный.
И сразу звено за звеном сплелись в единую цепь. Сергей Павлович облегченно вздохнул. Град Сотников встал перед его глазами, будто был он этого града прирожденный житель. Увидел он дом с палисадником на высоком берегу Покши, в котором жил дед Петр Иванович, и храм, в котором он служил вместе с братьями – Александром и Николаем-Иудой. В одной стороне, за рекой и пойменными лугами, розовым облаком плыл монастырь Сангарский, а в другой, за лесами, высился монастырь Шатровский, место жизни и упокоения чудесного старца. Старец Петру Ивановичу был несомненно близок. Пока Петра Ивановича не убили и он жил в Сотникове, а потом скитался по тюрьмам и лагерям, они знали друг о друге духовно, познакомились же и подружились уже на Небесах, откуда вдвоем неотрывно и зорко наблюдали за Сергеем Павловичем, оберегали и направляли его. Остается, правда, открытым вопрос, почему они простерли над ним свою опеку лишь на пятом десятке его жизни, а все предыдущие годы не уделяли ему должного внимания. Впрочем, весьма возможно, что попечение о нем было и раньше, он же по неумению смотреть в суть вещей и событий попросту не замечал его.
Еще вопрос. Если ожидающий сейчас гостей из ведомства Николая-Иуды Антонин молится старцу – у себя дома, перед иконой, либо за богослужением в церкви, принимает ли тот его воздыхания и просьбы или, даже не вникая, отправляет назад, на землю, и они летят вниз невидимым камнепадом?
Тут раздался звонок, и о. Вячеслав кинулся в прихожую, забыв затворить за собой дверь. И Сергей Павлович все слышал: скрипучие повороты замков, чей-то напористый тенорок, обладатель которого по-свойски называл священника Славой и пенял, что тот не уберег владыку от болезни, и второй голос, вкрадчиво осведомившийся, ушел ли доктор. «Он еще укол должен владыке сделать. В другой комнате ждет», – сказал о.