Там, где упал
Шрифт:
Долгая все-таки песня – настройка приемника. Пока каждая лампа прогреется, войдет в оптимальный режим, проходит секунд пятьдесят. Я убил на него целых четыре часа, пропустил циркулярный срок, но зато этот "Палтус" был теперь лучше японского. В толще моря кипела жизнь.
Стая трески похожа на запятую, которую пишет правша левой рукой. У пикши, хоть она и семейства тресковых, совершенно иные повадки. И рисунок совсем другой, – в виде маленькой, детской панамы со скошенным левым ухом. Если стая четко очерчена, – значит она мигрирует. Если "хвост"
– Какой здесь характер грунта? – спросил я у него.
– Песок и обломки скал.
– А если уйти правее?
– Глинозем и мелкий ракушечник.
– Может, рискнем?
– Ты думаешь, будет рыба?
Витька настроен скептически. Я это сразу понял, и не стал ни на чем настаивать:
– Ха, рыба! Кому и три тонны – рыба…
– Ну, наглец! – изумился Брянский. – Ты что, на десять настроился?!
Я ничего не ответил. Я просто ушел, тихо прикрыв за собой железную дверь. "Мавр" свое дело сделал. – В душе капитана теперь поселилось сомнение. И если чуть-чуть подождать, оно обязательно пустит ростки.
Мы ставили первый трал уже через час. Старший майор суетился с линейкой, следил, чтобы не было перекоса, а Игорь стоял на лебедке, и тщательно вымерял ваера.
– Завтра баня! – просветил я его.
– Это дело! Порадую мужиков! – Он сделал обратный реверс. – Сам-то как, отошел?
– Процентов на пятьдесят.
– Ты чаще бывай на палубе, – посоветовал Игорь. – Свежий воздух лучше бальзама. Посмотри: никто из матросов давно уже не "болеет".
Я кивнул, и поплелся на камбуз. Как-то, вдруг, захотелось "бросить чего-нибудь в топку". Что конкретно, я пока не решил. Запах пищи по-прежнему вызывал отвращение. Но первая мысль о еде – это уже прогресс!
Повар Рустамов готовил макароны по-флотски. Я взял в холодильнике банку томатного сока, кусок колбасы, и чистый стакан. – Коктейль "Кровавая Мэри" готовят в чистой и прозрачной посуде.
На скамье у "пяти углов" матросы из вновь заступающей вахты "наводили" ножи. Шкерочный нож – это хлеб рыбака, его гордость, "визитная карточка", продолжение правой руки. От сортира несло "резьбовым коньяком". Выходит, не только я похмелялся одеколоном. Праздник был, да весь вышел. Начинались рабочие будни. Господи! Как оно все обрыдло!
Коктейль я готовить не стал. – Сильно дрожали руки. – Просто хлопнул четверть стакана, и прилег на диван. Нутро отозвалось приятной истомой. Зашаило! Но вздремнуть мне не дали. Без стука вломился стармех:
– Морконя, ты здесь? А ну, поднимись на мостик!
Спокойный, основательный "дед" вел себя очень странно. В чем дело, не уточнил, и столь же внезапно исчез.
Я был заинтригован.
Около "Палтуса" собрался рабочий консилиум: старпом, капитан, и Леха Рожков. Честно скажу, им было на что посмотреть!
В одном из рабочих режимов, сигнал поступает на самописец с небольшою задержкой. Над отражением дна рисуется белая
– Что скажешь? – озабоченно спросил капитан. – Отворачиваем?
– Сколько у нас ваеров? – быстро спросил я, пытаясь в уме подсчитать, когда же вся эта махина окажется в нашем мешке.
– Девятьсот пятьдесят. Через десять минут наткнемся
– Поточней бы наткнуться! Это рыба. Проходим ее, – и сразу подъем трала!
– Не успели поставить и сразу подъем?! – подал голос старший помощник.
– Иначе порвемся в клочья! – поддержал меня Брянский. – Мешок подвсплыет, встанет "свиньей". Увеличится скорость судна, он и пойдет кувырком… Давай три звонка!
Было без пятнадцати восемь. Новая смена давилась липкими макаронами:
– Сволочи! Не могли подождать!
– Ни хрена о людях не думают!
– Наверное, мешок развязался. А может, порыв…
Кто-то дернул меня за рукав. Я оглянулся.
– Много там рыбы? – тихо спросил "дед".
– Порядком. Метров тридцать на пятьдесят. Это то, что прибор "зацепил". А как мы ее пройдем: левее, правее…
– Может, того? За удачу?
Предложение было столь неожиданным, что я растерялся:
– Дача взятки должностному лицу, в заведомо беспомощном состоянии?
– Пойдем! У меня есть!
После стакана "казенки", наконец, получилось поужинать. Организм набирал обороты. Даже руки почти не тряслись. Я поднялся на мостик в приподнятом настроении. Витька стоял на правом крыле с микрофоном наизготовку.
– Последняя марка! – рявкнул тралмейстер.
– Вижу!
Доски еще елозили по воде, а глупыши, клуши, поморники, чайки сбились в большую, галдящую кучу. – Сегодня они голодными не останутся! – Из пучины таинственных вод, светло-зеленым пятном поднимался наш донный трал. А в нем – "Архангельский хлеб", – "ТРЯЩОЧКА!!!" – Подарочек от деда Нептуна.
Самые голодные птицы рванулись с неба на глубину, за кусками горячей печени. В этот самый момент, что-то меня подхватило, и вынесло на крыло. Я чуть не споткнулся о комингс, и врезался в Витьку. Но он этого не заметил. Наклонясь над фальшбортом, мы оба молили удачу: "Только б мешок не лопнул, не развязался!" Да, самая азартная в мире игра – это рыбный промысел!
Доски "прилипли" к борту, и вот, наконец, огромная "дура" всплыла на поверхность. Эдакая сосиска на шесть дележных стропов, расстоянием от надстройки до полубака. Сейчас небольшой излом, – и плакали наши денежки!
Улов подтащили к борту, и сыграли аврал. Тащили мешок, как репку в известной сказке. – И грузовыми стрелами, и гаком через турачку, но больше – "пердячим паром". (Я потом специально справлялся, ходил, пересчитывал бочки. С учетом усолки, утруски, за минусом голов и кишок, у нас получилось чистых семнадцать тонн!!!)