Там, где всегда ветер
Шрифт:
А иногда я думаю: вот взять бы и приехать однажды в Евпаторию, и найти тот домик, ведь у меня хорошая зрительная память, я бы обязательно его нашла. А там живёт взрослый дядя, совсем взрослый, даже уже почти пожилой, а я к нему с вопросом: «А не помните ли вы девочку, с которой лазили когда-то в парк через забор?…» А он бы улыбнулся такой замечательной улыбкой, помолодев сразу на сорок лет, и ответил бы: «Как не помнить! Ну, как, бабушка не ругала за порванный подол?»
Иногда так хочется увидеть людей, с которыми общалась совсем чуть-чуть, но почему-то запомнила их навсегда. И в том месте в сердце, где они живут, эти хорошие, почти незнакомые люди, в этом месте тепло-тепло… И те
Часть 2. Вопросы без ответов
5 класс. Мне 11 лет. 1961-1962
И опять осень… Мысли об отце не дают мне покоя. Я перестала ходить гулять. Мне кажется: я уйду, а он в это время приедет, и мне потом об этом не скажут.
Я жду отца каждый день. Ведь он приходил уже однажды, совершенно неожиданно. Значит, может прийти опять, в любой день. Главное – не прозевать его. Иду из школы и смотрю: не сидит ли он где-нибудь на лавочке в ожидании меня?… Как сидел четыре года назад в Оренбурге. Тогда я не сразу заметила его. А он, оказывается, долго сидел и наблюдал, как я играю с ребятами. А потом Мишка Бочкарёв подбежал и говорит: «Тебя какой-то дядя зовёт, во-он там на лавочке сидит…»
Я жду отца каждый день. Это стало моей навязчивой идеей.
Повесть об отце
Неожиданно для самой себя, я решила написать повесть. Сама удивляюсь, как мне это могло прийти в голову. Ведь до этого я никаким сочинительством не занималась. Но помню оглушительную радость, когда эта мысль озарила меня:
Я МОГУ НАПИСАТЬ КНИГУ – И ЭТО БУДЕТ МОЯ НАСТОЯЩАЯ ЖИЗНЬ!
И В ЭТОЙ НАСТОЯЩЕЙ ЖИЗНИ У МЕНЯ ВСЁ СБУДЕТСЯ, О ЧЁМ Я МЕЧТАЮ!
В ЭТОЙ ЖИЗНИ ВСЁ БУДЕТ ПРАВИЛЬНО, ВСЁ БУДЕТ ТАК, КАК ДОЛЖНО БЫТЬ!
Это было всё именно так внутри меня: такими огромными буквами!!! Со множеством восклицательных знаков!!! Даже не буквами – а звёздами!… Какой-то добрый ангел мне это нашептал, открыл дверь в Мир Удивительных Возможностей…
И вот, я пишу свою первую повесть. Повесть называется «Марта». В ней только два действующих лица: отец и Марта. Он и я. Мне не нравится моё реальное имя, оно холодное, хоть и красивое. Поэтому в повести я называю себя Мартой – мне так уютнее, теплее… Март – мой любимый месяц в году, в марте – земля синяя от подснежников… Когда весной, в марте, я принесла из балки для мамы и бабушки два волшебных букетика, бабушка сказала, что у меня глаза синие, «как эти подснежники». (И я знаю, что такие же глаза у моего отца…) Тогда я и придумала для себя внутреннее – тайное ото всех – имя, чтобы в нём отогреваться: Марта.
…Я пишу повесть по ночам, под одеялом, при свете фонарика… Другой возможности у меня нет. Я не могу это делать днём, за своим письменным столом, потому что вокруг постоянно кто-то ходит: то бабушка заглянет через плечо: «Ты уроки делаешь? или чем тут занимаешься?» То Маришка прискачет: «Давай поиграем!» А в школе на уроке, или на переменке, и подавно невозможно писать повесть: тут уж все заглядывают из-за плеча. Ещё чего доброго учительница отберёт и зачитает вслух – это было бы ужасно!
И вот я весь день жду ночи, жду той минуты, когда услышу бабушкино спящее дыхание, заберусь с головой под одеяло, вытащу из-под подушки общую тетрадь, карандаш и фонарик…
Весь день проходит в мечтах об этой тетрадке. Слушаю объяснение учителя – и ничего не слышу, потому что в голове у меня вызревает новая глава моей повести… И я прямо дрожу при мысли, что вот настанет ночь, и я заберусь под одеяло, и запишу это в свою тетрадку – и это навсегда станет МОЕЙ НАСТОЯЩЕЙ ЖИЗНЬЮ, которую у меня никто не отнимет.
А сюжет моей повести предельно прост: мы с отцом живём вдвоём, он ходит на работу, а я в школу не хожу, школы в повести нет. Я целый день живу в ожидании отца: убираю дом, готовлю еду, читаю, он приходит, я кормлю его ужином, мы разговариваем обо всём на свете, смеёмся, он говорит мне хорошие, ласковые слова, смотрит на меня своими чудесными сине-голубыми глазами… И никто, никто нам больше не нужен!
Я бы так и писала её, свою повесть, день за днём, живя двумя жизнями, если бы…
Если бы не разговор с мамой. Неожиданный и тяжёлый.
Мама устроила мне настоящий допрос: что такого я наговорила в лагере Ларисе, что она потом рассказала своей маме? (А её мама – соответственно, моей маме).
И почему это вдруг я не люблю Фёдора? Что он плохого мне сделал, чтобы его не любить? И как я могу любить папу Серёжу, если я его почти не знаю? И что это мне вообще взбрело в голову – жаловаться Ларисе? И как мне не стыдно быть такой неблагодарной в отношении Фёдора, и т.д., и т. д.
В конце концов, она довела меня до слёз и выдавила из меня мучительные, ужасно стыдные, ложные признания: я плакала и уверяла её, что Лариса меня не правильно поняла, что я говорила всё наоборот, что люблю я как раз папу Федю, ну и так далее…
Мама, наконец, оставила меня в покое. Не знаю уж, поверила она мне или нет. Скорее всего – нет, ведь я не умею врать, и мама об этом знает.
Она ушла, а я достала из портфеля свою повесть, взяла спички и пошла на пустырь за домом.
Да, я её сожгла… Свою повесть. Я не могла допустить, чтобы её прочли мама или бабушка. О Фёдоре я уже и не говорю! Если бы они её прочли, мою повесть, мне бы пришлось уйти из дома. Или умереть.
Какой вывод сделала я после этой истории? А не рассказывай подружкам о сокровенном! И не верь ничьим клятвам.
Прошла целая жизнь. А я не могу забыть свой жертвенный костерок на пустыре за домом…
Прыжки в прошлое
Люблю по вечерам, пока ещё бабье лето и не пошли дожди, торчать на спортплощадке в школьном дворе. Обожаю прыгать в длину! Но только когда меня никто не видит. Когда смотрят – ни за что прыгать не стану! Разумеется, меня интересует не результат – мне нравится сам момент прыжка. Ощущение ПОЛЁТА.
Короткая быстрая пробежка, сильный толчок! – и… как птица, летишь над песочной ямой… И вот – упругое приземление, и тебя ещё мягко протаскивает по тёплому (сверху) и прохладному (внутри) песку… Ноги зарываются по щиколотку в нежную сыпучесть, окунаю в неё руки по самые локти… Сижу, блаженствую…
Мне не нужен измеритель длины: на сколько я прыгнула. Мой собственный измеритель – измеритель удовольствия – у меня внутри. А прыгаю я ровно… на четыре года назад! Потому что это не просто яма с песком – это моя личная машина времени.