Там, где всегда ветер
Шрифт:
…А за домом цвели в густой жаркой траве маленькие белые вьюнки… Их запах, томительно-сладкий, доводил меня почти до слёз. Я любила сидеть в этих травах, уходила сюда одна, здесь так хорошо было грустить – неведомо почему, неведомо о чём…
Курган
А ещё я любила ходить на курган. О, какой здесь всегда ветер!…
Одинокий курган за городом. На вершине его – железный треножник. Он называется топографический. Такие треножники ставят на разных высотах – например,
Если сидеть на том склоне, который смотрит в чисто поле, то кажется, что ты вообще одна на земле – среди этих жёлтых сухих трав, среди терпких запахов полыни и выгоревших на диком солнце васильков, среди оглушающего стрекота кузнечиков и жарких порывов всегда неспокойного ветра…
Здесь точно очерчен круг, и всё суетное, преходящее, неважное – остаётся за этим кругом. А всё, что внутри круга – вечное, полное загадок и тайн…
Здесь, в этих пыльных ложбинах, как в морщинах, притаилось другое – ПРОШЛОЕ – время… Не нужно делать никаких усилий, чтобы оказаться в прошлом. Просто прижаться щекой к этой горячей (древней!) земле, вдохнуть поглубже дурманящий (древний!) запах, настроить свой слух на древнюю музыку маленьких музыкантов, притаившихся в жёлтой, шелестящей траве… И ты – уже в ПРОШЛОМ.
Мы, подростки, вообразили, что наша маленькая любимая гора – это скифский курган. А не просто «топографическая точка», как нас уверяли взрослые. Да, это древний скифский курган!… Так нам хотелось думать. Так мы его ощущали. И даже не подозревали тогда, что наша фантазия окажется реальностью. Но это выяснится только много лет спустя, когда я уже уеду отсюда. Придут в нашу степь археологи, безжалостно раскопают нашу маленькую ветреную, стрекочущую, шелестящую гору – и возликуют: да это же древний скифский курган! И столько всего они нароют тут для своих музейных коллекций!
И Аня-маленькая с грустью напишет мне: «Нет больше нашего кургана…»
Но тогда он БЫЛ! И это было моё любимое место во всей округе.
Наш сад
Да, мы взяли весной участок земли за городом и посадили там пару тонких вишенок и несколько грядок клубники. Теперь я хожу пропалывать эти грядки и каждый вечер поливаю их – потому что жара нестерпимая и земля очень быстро пересыхает.
Ну вот, у нас теперь есть свой сад. Как бы сад… Но, оказывается, ничего романтичного в этом нет: когда ещё вырастут наши вишенки!… Чтобы под ними можно было спасаться от жары. Ах, как это было бы хорошо: сидеть в тени ветвей с книжкой в руках… А пока – сиди на грядке под палящим солнцем и выщипывай сорняки! Я раньше никогда этим не занималась. Это похоже на то, как бабушка ощипывает курицу, принесённую с рынка.
Бабушка радуется, что у нас скоро будет своя клубника, что мы с Маришкой наконец-то наедимся от души. А мне этой клубники уже и не хочется. Слишком жарко она мне достаётся. Я ненавижу жару! Жара – мой враг. В жару у меня плохо варит голова и совершенно не слушается язык. В жару я мечтаю об осенних дождях… Сижу на корточках на раскалённой грядке, как рыбёшка на сковородке, выдергиваю жирные сорняки с мясистыми белыми корнями и мечтаю о прохладных дождях… которые когда-нибудь польют… и охладят мою голову… и снимут печать немоты с моих уст…
Улица,
Хуторяне
Меня очень огорчало, что такого красивого слова – Вольногорск! – нет на карте. И даже железнодорожная станция в ту пору называлась не «Вольногорск», а «Вольные хутора». Эти «хутора» лично меня жутко унижали и возмущали.
– Мама! Выходит, что мы – какие-то хуторяне! Кошмар какой-то!
– Что поделаешь, мы живём в засекреченном городе, – сказала мама.
Вот тогда я первый раз это и услышала: «засекреченный город». Ну, если засекреченный… тогда другое дело. В этом была своя романтика.
Так мы – засекреченные от большого мира «вольные хуторяне» – и жили в своей продутой ветрами степи… Одной большой семьёй. Одним большим хутором!
Четыре стороны света
На северо-востоке от города – возводится комбинат-гигант. С каждым днём всё выше и выше… За ним – карьеры, где добывают руду. С другой стороны – на юго-западе – мой любимый одинокий задумчивый курган… С третьей стороны – клубнично-вишнёвые садики. За ними – балка. А если захочешь прогуляться в четвёртую сторону света – на юго-восток – то по пыльной, пустынной дороге, мимо вольных хуторов в степи, через полчаса придёшь на железнодорожную станцию. На ту самую, которая называется «Вольные хутора». Она совсем маленькая. Здесь останавливаются только электрички. И то не каждая…
Если поехать по железной дороге на запад – но минут через сорок приедешь в старинный город с необычным названием: Жёлтые Воды. У него есть и второе название – Жёлтая Река, а местные жители ласково именуют его Жёлтой Речкой. Здесь в земле очень много разной руды, особенно железной, и залегают она совсем не глубоко. Наверное, от этой самой руды вода в местной речке – натурального жёлтого цвета, вроде апельсинового сока.
Город Жёлтые Воды небольшой, но исторически известный: здесь в 17 веке украинское войско разбило поляков. Об этой битве написано во всех учебниках истории, и местные жители очень этим гордятся. Украинским войском руководил тогда Богдан Хмельницкий. Это был знаменитый человек на Украине – гетман, вояка, очень сильный и умный человек, он возглавил освободительную войну против польского гнёта. Вот как раз здесь, у Жёлтых Вод, украинцы поляков и победили, уже окончательно. Чтобы больше никогда не быть под их гнётом. А потом Богдан Хмельницкий объявил о воссоединении Украины с Россией. Это было триста лет назад…
(Забавно, что когда через много лет я буду поступать в московский институт, я вытащу на экзамене по истории билет именно с этой битвой – у Жёлтых Вод. «Была я в этих Жёлтых Водах», – скажу небрежно, как бы между прочим, а экзаменатор страшно удивится и обрадуется: как будто я – свидетельница той исторической битвы! Или даже её участница. Он так и накинется на меня с расспросами!…)
Да, была я в этих исторических Жёлтых Водах – тихое, провинциальное, заросшее лопухами местечко…