Там, где живет любовь
Шрифт:
Снова и снова Сергей погружался в воспоминания того страшного рокового дня. Этот день, как призрак, стоял перед глазами, не давая собраться с мыслями.
– Валерка, братишка, прости, что не уберегли! – прошептал Волошин и сжал кулаки.
Боль потери сжимала горло и не давала дышать. Разгораясь с новой силой, она призывала разум не сдаваться и искать спасения, которое было возможно только при наличии спокойствия и самообладания. Но почему-то с каждой минутой на сердце становилось все тревожнее. Тихая паника, как невидимый кокон,
Стараясь меньше думать над тем, что говорил Гвоздь, Волошин отчаянно выстраивал ребусы, имеющие различную конфигурацию и разные пути решения. Множество вопросов, множество ответов. Лишь бы хоть чем-то занять больную голову, где все мысли крутились вокруг самого первого, самого великого, самого предательского инстинкта самосохранения.
Глава 29
Незаметно время подошло к обеду. Загремела тяжелая железная дверь. Приготовив миски, зеки дружно подтянулись к кормушке. По камере разошелся приторный, резкий запах рыбной похлебки. Постукивая ложками, народ с аппетитом уминал прогнившее варево. Отгоняя мысли о еде, Волошин нервно сглотнул слюну и покосился в сторону стола. Под ложечкой неприятно засосало.
– Все пожрали? – выкрикнул баландер, заглядывая через окно.
– Стой, дай еще одну порцию! – резко поднявшись из-за стола, выкрикнул молодой стройный парень по имени Ираклий.
Не особо приметный, спокойный и неконфликтный, он больше держался Художника, играя с тем в нарды или в подкидного дурака. Несколько раз он попытался завести с Волошиным дружбу, но хитрый взгляд и навязчивая услужливость Ираклия сразу насторожили Сергея.
– Добавки не положено! – гаркнул баландер и громко захохотал.
– Я не для себя, – начал оправдываться Ираклий, протягивая миску, – я для новенького, для Чемпиона! А то совсем пацана зашугали, даже жрать не дают! Плесни баланды, а то загнется.
В камере все насторожились. Взяв похлебку, Ираклий поставил миску на стол и покосился на Волошина.
– Чемпион, иди жрать! Хорош, братва, над человеком измываться. Он свое получил. Пусть человек пожрет! – проговорил он, мусоля во рту хлеб.
Такого Сергей совсем не ожидал. Не глядя на Гвоздя, он поспешил к столу. Внутри него все кипело. Кому же так не терпится увидеть его в окружении траурных венков? Сколько людей, находящихся в камере или на воле, жаждут его смерти?
Лицо Волошина налилось кровью. Еле сдерживая себя, он подошел к Ираклию. В ответ тот спокойно и даже приветливо улыбнулся.
– Садись, ешь! В тюрьме не все звери! – проговорил он и подвинул миску.
При приближении Сергея несколько зеков встали из-за стола, почтительно освободив место. Недолго думая, Волошин уселся на скамейку и, облокотившись о стол, внимательно посмотрел на парня. Откуда-то рядом возник Токарь. Повисла томительная пауза.
– Ты чего? – добродушно удивился Ираклий. – Чего ты на меня
– Да ничего, – прищурив глаза, выдавил Волошин. – Спасибо тебе. Но я есть не хочу. Меня братва печеньем уважила. Так что от всей души отдаю тебе свою порцию. Ешь!
– Я наелся, спасибо, – немного растерянно ответил парень и попытался встать.
Сергей резко схватил его за плечо и посадил назад.
– Ешь, говорю! – настойчиво приказал он и подвинул миску.
– Я наелся, – пробубнил Ираклий. – Больше не хочу!
Волошин взял миску и, обхватив Ираклия за плечи, попытался открыть ему рот.
– Ешь, сволочь! – взвился он, держа на весу миску.
Раздвигая толпу, к столу не спеша подошел Гвоздь. Спокойный, уверенный в себе авторитет, скрестив руки, сосредоточенно посмотрел на парня. Не успев доесть, зеки схватили миски и торопливо отошли в сторону. В камере повисла тишина. Ничего не понимая, все удивленно смотрели на него.
– Жри, говорю, – прошипел Гвоздь. – Если не съешь, остаток дней проведешь в петушином углу!
Ираклий как-то отрешенно посмотрел на Гвоздя, перевел взгляд на Волошина и неожиданно, резко махнув рукой, опрокинул миску на пол.
– Сука! – заорал Сергей, накинувшись на него.
В камере поднялись крики, подобные крикам зрителей, наблюдающих за боем гладиаторов.
Не помня себя, Волошин посылал удары, в каждый из которых была вложена сжатая сила его ненависти и страха. Не оставаясь в долгу, Ираклий неистово сопротивлялся. Но, видимо, сегодня был не его день. Не чувствуя боли, Сергей уверенно подтверждал «звание» Чемпиона.
Неожиданно загремела дверь. Послышался шум открывающегося замка.
– Шухер, попкарь! – разнеслось по камере.
Кинувшись врассыпную, уже через мгновение зеки были на своих местах.
В дверном окне показалось краснощекое лицо конвойного.
– Волошин, с вещами на выход! – рявкнул охранник и снова загремел ключами.
Сергей взволнованно поискал глазами Гвоздя.
– Куда это меня? – спросил он, вытирая распухший, окровавленный нос.
– Наверное, в другую камеру переводят, – задумчиво ответил Гвоздь. – Но ты держись! Я про тебя не забуду. По всей зоне малявы разошлю. Братва тебя не обидит!
Дрожащими руками Волошин собрал вещи и медленно пошел к выходу.
Поскрипывая, дверь отворилась, упершись в крепкий металлический штырь.
– Стоять! – выкрикнул конвойный. – Лицом к стене!
Волошин беспрекословно подчинился приказу.
Гремя ключами, конвойный закрыл дверь камеры, с трудом справившись с тяжелым железным засовом.
– Пшел! – скомандовал он и подтолкнул его вперед.
Крепко сжимая в руках скатку, Сергей неуверенно шел в указанном направлении. Предательское сердце взволнованно стучало в ускоренном, сумасшедшем ритме. В голове мелькало множество вариантов не самого лучшего, с его точки зрения, исхода путешествия.